Закон перемен
Шрифт:
Грехов сходил на кухню, принес на подносе тоник, предложил гостю, вернулся в кресло. По команде инк развернул объем со схемой Солнечной системы. Схема отражала динамическое состояние Системы, и все ее объекты медленно двигались по своим траекториям, орбитам и спиралям.
Ставр видел расположение объектов Системы и без помощи синтезированной картинки, но тоже разглядывал схему с интересом, вдруг осознав реальные масштабы изменений. Светящиеся рубиновым светом кляксы и нити нагуалей пронизывали уже четверть объема Системы и продолжали плести свою сложную и страшную сеть, кое-где создав непроходимые заслоны для спутников и планет, а также для космофлота землян.
«Точно такую же
«Давайте посмотрим, – сказал спокойно Грехов, – на реальную расстановку сил. Такой схемы «контр-3» не имеет. – Он снова мысленно поговорил с инком, и сквозь прозрачно-льдистый объем схемы проросли еще три светящиеся разным цветом «паутинки»: оранжевая, желтая и вишневая. – Этого достаточно для примера, хотя для создания полной картины потребовалось бы показать весь домен. Я не хочу обидеть руководство «контр-3» и ее научно-оперативный коллектив, но реальная обстановка в Системе хуже, чем они себе представляют. Существует семь степеней проникновения нагуалей, привязанных каждая к своей области влияния на уровне физического закона. Планетарный и пространственный – самые наглядные из них для людей. Однако нагуали проросли в нашу метавселенную на всех ее этажах. Первый – план элементарных частиц. Увеличение массы электрона – следствие этого просачивания. И это, кстати, главный фронт Войны с ФАГом, поверьте мне на слово.
Второй этаж просачивания нагуалей – план биологических структур. Вы не анализировали рост заболеваний среди населения Земли и Системы в целом с момента возникновения нагуалей? Так вот резко – в сто пятьдесят раз! – возросла смертность от кровоизлияний в мозг, тромбозов и инфарктов миокарда. Все это следствие внедрения нагуалей в тела людей, да и животных тоже.
Третий план – планетарный: нагуали появляются на планетах и координатно привязаны к ним. Четвертый – вакуум-пространственное просачивание, но уже привязанное при этом к звездам. То есть нагуали «сидят» внутри звездных систем, как тот, что прострелил лайнер «Баальбек», или нагуали в системах Тартара и Чужой. Затем пятый и шестой планы – уровня галактик и скоплений галактик. И наконец седьмой отражает уровень просачивания нагуалей в домен».
Грехов помолчал, чтобы слушатели переварили сказанное. Судя по реакции Лабовица и Диего, они тоже не знали всех масштабов внедрения нагуалей во вселенную.
«ФАГ contra mundum… – сказал потрясенный Герцог, покачав головой. – Черт возьми, таких масштабов я и представить не мог! Но ведь это означает, что в любой момент при движении в Галактике Солнце может наскочить на галактический нагуаль…»
«Такой вариант не исключен. Я советовал некоторым руководителям «контр-3» прекратить играть в войну и сосредоточить усилия на поисках альтернативных ответов ФАГу. Меня не поняли».
«И что из этого следует?»
«Уровень социума, все эти войны с эмиссарами и слугами ФАГа, – видимость Игры, не имеющая перспективы и полезная ФАГу. С ним надо воевать на уровне закона, а не с помощью оружия. В конце концов вы должны понять, что Война ваша – лишь следствие Закона Перемен.
«То же самое нам говорил Тот Мудрый… но даже его отец не поверил ему. Неужели это правда и Манапралайя – великое уничтожение Космоса и всех Богов, и том числе Брахмы или Универсума, предсказанное еще индийскими мудрецами, – реальность?!»
«Наш ум – не мера замыслов Бога, – улыбнулся Грехов, – как говаривали встарь. Даже в с я Вселенная – всего лишь искра вечности [33] , чего уж говорить о человеке! Но вы правы, Пауль: жизнь – это борьба, и человек иначе жить не может. Боритесь, воюйте, пытайтесь объять необъятное и достичь недостижимого, и, может быть, когда-нибудь вы поймете замысел Игры».
«Это следует понимать как ваш отказ помочь нам?»
«Это следует понимать, что у каждого свой путь. Могу только добавить: в настоящий момент наши пути в какой-то мере совпадают».
33
Е. П. Блаватская.
Герцог залпом выпил бокал тоника, встал.
«Я понял, спасибо. Делайте свое дело, мы будем продолжать свое. Вероятно, принцип – вернуть былое счастье и благополучие невозможно – наиболее оптимален, однако стоит побороться за то, чтобы в будущем наши дети были счастливы».
Он ушел, но еще долго по комнате бродило молчание.
«А ну-ка, поясни мне свои слова, милорд, – проговорил наконец Диего, – о совпадении путей».
«Я имел в виду не себя и человечество, – сверкнул глазами Грехов, – а себя и Сеятеля! Я никогда не отделял себя от человечества, ты это знаешь».
«Откуда уверенность, что Сеятель знает о нашем бедственном положении… впрочем, знает, конечно, но вот поможет ли?»
Грехов вдруг исчез. Причем физически, на всех диапазонах чувствования! Затем одна из стен комнаты вспучилась, поплыла, выдавила из себя прозрачную фигуру с человеческими очертаниями, фигура прошествовала до другой стены, влилась в нее, но тут же выдавилась из потолка, вошла в пол… Раздался смешок, и посреди комнаты появился Грехов… нет, двое Греховых!
Ставр догадался первым, поднялся с дивана.
«Здравствуйте, Сеятель».
Один из двойников снова засмеялся, влился в соседа, тот поднял вверх руки:
«Прошу прощения, друзья. Я – не Сеятель, но… скажем так, его представитель. Впрочем, и Габриэлем Греховым назвать меня тоже нельзя, скорее, его вторым или сорок вторым Я».
Диего медленно поднялся, подошел к экзоморфу, глядевшему на него снизу вверх, обошел кругом и так же медленно обнял.
– Не пугай. Ты – Габриэль!
«Я его человеческая часть», – кивнул Грехов.
И СПАСИ ЕСИ ВСЯГО МЯ ЧЕЛОВЕЦЕ
Несколько дней в Системе ничего особенного не происходило.
Грехов исчез и не появлялся даже на своих «конспиративных» квартирах на Сахалине, под Брянском и в Петербурге, хотя его искал не только Ставр, но и Диего, и руководители «контр-3».
Поскольку файверы тоже не подавали признаков жизни, Ставр увел Видану из аналитического центра и все эти дни колесил по Земле, тренируя девушку видеть истинное положение вещей и тренируясь сам в многократном дублировании, то есть создании волевым усилием своих двойников, отличимых от оригинала только материалом. В конце концов это у него стало получаться неплохо, и он научился, не выходя из отеля, видеть и чувствовать все, что видел и чувствовал его «альтер эго».