Закон проклятого
Шрифт:
По воскресеньям мать одевала его в единственный костюмчик и волокла в костел. Андрес с изумлением смотрел на испитые лица соседей. В храме они становились постными и трагическими. А потом, всего лишь через несколько часов после мессы, владельцев этих благообразных физиономий можно было видеть возле ближайшей пивной пьяными вусмерть и употребляющими имя Господне исключительно в сочетании с отборными матюгами.
Гитара была понятнее. В ней не было фальши, лицемерия и грязи. Сидя где-нибудь в укромном уголке, парень, уставившись в одну
Часто из ближайших окон неслось:
– Слышь, ненормальный, замучил уже своим дребезжанием. Пошёл вон отсюда!
И он перебирался на другое место, чтобы начать всё сначала.
Но постепенно такие крики стали раздаваться намного реже, чем прежде. Даже сверстники почему-то перестали трогать его, и теперь ему не было нужды прятаться по тёмным углам. Однажды, когда он, сидя на любимой лавочке возле подъезда своего облезлого многоквартирного дома, неторопливо наигрывал какую-то мелодию, ему на ногу неожиданно шлепнулась широкая ладонь, похожая на шмат неважно прожаренного мяса. Когда ладонь исчезла, на колене осталась лежать липкая от пота купюра достоинством в двадцать песо.
Андрес удивленно поднял глаза.
Перед ним, утирая пьяные слезы, стоял сосед Эмилио. Говорят, он был на побегушках у какой-то шишки из наркокартеля, и у него порой водились неслабые деньжата.
– Сыграй ещё, парень, – сказал сосед, присаживаясь рядом. – Душа чего-то просит эдакого, а кроме поганой кактусовой водки, и нет больше для неё ни черта. А вот когда ты тренькаешь… Эх!
Эмилио махнул рукой и утер мокрый нос рукавом цветастой рубахи.
– Слов не хватает… В общем, давай играй ещё.
И Андрес играл. Сначала во дворах, под аплодисменты добровольных слушателей, потом в самодеятельной группе таких же музыкантов-самоучек, а потом и на вечеринках у местных мелких наркодельцов и койотес – специалистов по переправке нелегальных эмигрантов в Калифорнию через мексиканскую границу.
На одной из таких вечеринок, куда пригласили их группу, к нему подошел упитанный человек в красивом, дорогом костюме.
Сначала он долго приглядывался к семнадцатилетнему худощавому парню. Потом, когда музыканты остановились передохнуть, подошёл к нему и мягко взял его за рукав куртки:
– Э-э-э… Молодой человек… Не могли бы вы завтра вечером сыграть для меня?
Андрес пожал плечами:
– Почему бы нет? Но все эти вопросы у нас решает барабанщик… Он у нас за старшего.
– Да нет, вы меня неправильно поняли… Э-э… Я бы хотел пригласить только вас, одного… Я так люблю гитару…
Толстяк закатил глаза кверху, зажмурился и почмокал пухлыми губами.
– Внакладе не останетесь, поверьте, – сказал он, закончив облизывать воображаемый инструмент. – Сотня американских долларов за вечер вас устроит?
Для Андреса это были огромные деньги. Он не стал долго раздумывать и следующим вечером уже подходил к роскошному дому любителя гитары, расположенному на окраине Тихуаны.
До этого Андресу не приходилось бывать в подобных особняках. Двухэтажный дом за высоким кирпичным забором среди настоящих акул большого бизнеса вызвал бы лишь презрительную ухмылку. Но для паренька, выросшего в трущобах, это было верхом богатства и респектабельности.
Хозяин встретил музыканта в домашнем халате и мягких тапочках.
– Э-э… Входите, входите, молодой человек, – расплылся он в улыбке. – Будьте как дома.
Комната была обставлена подделками под антиквариат. Дорогими и не очень. Андрес осторожно сел в глубокое резное кресло и поставил рядом гитарный кофр, придерживая его рукой и не решаясь отпустить. Хозяин засуетился, убежал куда-то. Потом вернулся, неся перед собой на животе поднос с початой бутылкой и двумя бокалами.
– Вы не против, если мы обставим этот вечер по цивилизованным стандартам наших заграничных соседей? Как насчет джин-тоника со льдом?
– Да нет, спасибо… Я, вообще-то, играть пришел.
– Конечно-конечно. Сейчас немного выпьем за знакомство, а после я с удовольствием вас послушаю… Э-э… Вы же не хотите обидеть хозяина?
Андресу совсем не хотелось пить. Но видение новенькой стодолларовой купюры навязчиво маячило перед глазами. Он взял холодный бокал и сделал глоток.
Маслянистая жидкость обволокла нёбо и приятно защипала язык. Мягкое кресло обняло сзади, и Андрес, не в силах противиться этим тёплым объятиям, откинулся назад. Мир стал уютным и таким родным, что захотелось стать частичкой его, раствориться в плывущем перед глазами пространстве комнаты и остаться навеки в этой прекрасной стране грез, так внезапно нахлынувшей из ниоткуда.
Счастливая улыбка блуждала на лице паренька. Ему ещё никогда не было так хорошо.
А он не хотел пить с этим человеком! И почему раньше хозяин дома казался таким толстым и уродливым? Добрый, хороший человек. Только немного странный. Вот он поднимается из своего кресла, подходит к Андресу, гладит его по лицу. Какого чёрта? Ну да ладно, пусть. Лишь бы не мешал, не тревожил, не влезал своими влажными руками в эту блаженную плывущую невесомость…
Полы халата распахнулись. К лицу Андреса медленно приблизился белый, слегка отвисший книзу живот, по которому стекали крупные капли пота. Под животом, словно пушка под аэростатом, торчал маленький красный член.
Резкий, приторный запах мускуса, смешанный с, похоже, женскими духами, шибанул в ноздри парня, выдергивая его из небытия. Маленький звёрек, выросший в джунглях трущоб, дёрнулся – и проснулся. Ещё ничего не соображая, Андрес резко вскинул колено и… случайно попал туда, куда нужно. Толстяк схватился за пах и, скуля, повалился на ковер. Андрес, покачиваясь, поднялся. Отравленный наркотиком мозг отказывался работать, комната снова поехала куда-то вправо, и, чтобы не упасть, он схватился за спинку кресла.