Закон Шруделя (сборник)
Шрифт:
— Только одни за то, чтоб безнаказанно убивать собственными руками, а другие за то, чтоб убивать руками государства.
Депутат снисходительно улыбнулся.
— Но, простите, в этом и разница между беспределом и демократией!
— Нет — беспределу! Да — демократии! — включился хор.
— Да идите вы в жопу с такой демократией! Вам… нам… дана уникальная возможность! Избавиться от самого главного страха — страха смерти! Хотя бы на время! Как вы не понимаете?! Это… чудо, это то, что могло бы изменить мир к лучшему, сделать человека наконец счастливым! Я-то думал, вы действительно боретесь за равенство. За то, чтоб каждый человек дорожил своей первой жизнью, как второй. И не только
Повисла пауза. Первым очнулся депутат.
— Это провокация!!! — заверещал он так, словно это его лишали жизни. — Долгожданный глас народа оказался гласом продажного провокатора! Ваш казачок? — обратился он к сторонникам «Жажды Жизни».
— Очень надо! — возмутился парень в кепке. — И не изображайте саму невинность! Ваш же человечек — сразу видно!
— Ага! — закричал депутат, тыча Борису пальцем в грудь. — Двойной провокатор! Да еще с двумя жизнями!
— Точно! — согласился с ним парень. — Мочи двоежизнца-провокатора!
Борис не успел опомниться, как на него навалились и те, и другие. Нога его поехала, и он очутился на полу.
— Да никто меня не засылал! — заорал он. — А-а-а! Я — не провокатор! Я — голос разума. Остановитесь!
На него посыпался град ударов. Тут уже и бармен не выдержал.
— Стойте! — закричал он, перепрыгивая через стойку бара. Но прорваться сквозь лес рук и ног не смог — его тут же отпихнули. Так же, как и настырного оператора.
Борис отчаянно пытался вырваться, встать на ноги или хотя бы отползти, но тщетно.
Теперь он понял, что чувствовал несчастный «Виталя», которого душила жена при помощи своих подружек. Полную беспомощность. Удары все сыпались и сыпались. Совершенно не к месту он вспомнил свое падение с лестницы в больнице и последующий разговор врача с медсестрой. Он вдруг понял, почему его не предупредили о двойной жизни. Он не просто упал с лестницы тогда. Он умер. Наверняка ему ввели вакцину двоежизнства, поскольку она обязательна. Но получается, что по недосмотру медсестры он потерял первую жизнь. И врач решил вообще ничего ему не говорить. Ведь в таком случае медперсонал оказался бы под уголовной статьей. Поэтому и значка ему не дали. Убьют так убьют. Спросить не с кого будет. А не тронут — так и фиг с ним. «Вот гады», — подумал Борис, продолжая корчиться под градом ударов сторонников «Партии жизни» и «Жажды Жизни». Потом почувствовал резкую боль в районе левой лопатки и провалился в темноту.
Заметив, что «клиент» затих, бьющие расступились. Борис лежал ничком. В спине торчал нож.
Депутат отряхнулся, откашлялся и обратился в камеру.
— Вот! — сказал он, указав пальцем на труп Бориса. — Вот пример того, до чего дошли враждебные силы. Они пытаются спровоцировать общество на беспредел. Засылают провокаторов и сами же их убивают.
— Прекратите ораторствовать, — огрызнулся парень в кепке. — Не на трибуне.
Бармен подошел к Борису, присел на корточки и, намотав на руку полотенце, резко выдернул нож.
— Ждем, — сказал он.
Все дружно посмотрели на часы. Потянулись длинные минуты ожидания. Когда минуло пять минут, раздалось чье-то «уууу…».
Это был Смирнов. Он присвистнул и сунул руки в карманы.
— М-да, — сказал парень в кепке и стянул свой головной убор.
Кто-то достал мобильный — видимо, вызвать «труповозку».
Репортер что-то шепнул оператору, после чего присел на корточки рядом с трупом так, чтобы оказаться на фоне тела Бориса.
— А все вы виноваты! — возобновил спор депутат. — Было бы у всех по одной жизни, не было бы вот этого беспредела.
— Тихо! — шикнул репортер. — У нас репортаж!
После чего кивнул оператору:
— Поехали. Мы ведем наш репортаж с места происшествия. Очередная жертва борьбы разных политических сил… Нет, давай еще раз. Поехали. Мы ведем наш репортаж из бара «Смоуки», где произошло убийство пока неопознанного гражданина. Увы, он стал очередной жертвой политической неразберихи в стране. Правда, по новому закону человек, лишенный второй жизни, но при этом не имевший на себе значка, не считается убитым, а считается самоубийцей, и потому к ответственности никто не привлекается. Однако все-таки прискорбно, что это самоубийство произошло в публичном месте.
Тут все стали громко переговариваться, качая головами.
— Да… самоубийство… самоубийство… надо же… И зачем ему захотелось умереть?
— И на глазах у всех, — задумчиво сказал парень, снова натягивая кепку.
— Такой молодой, — добавил депутат сочувственно.
— М-да… вся вторая жизнь была впереди…
— А главное, как ловко он себе нож в спину воткнул.
Все собравшиеся стали, как по команде, кивать головами.
— Да-да. Чудовищно. Ужас. А главное, зачем?
— Видимо, разочаровался во второй жизни, — сказал депутат, но потом опомнился: — Нет, это он в знак протеста. Протеста против того беспредела, который творят сволочи из «Жажды Жизни».
Репортер выждал паузу, затем снова обратился в камеру:
— Как мы знаем, самоубийство — есть грех, и как теперь этот самоубийца будет оправдываться перед Всевышним, одному Богу известно.
— Да заканчивайте вы панихиду, — поморщился бармен. — У меня тут бар, а не кладбище.
В этот момент в бар зашли двое санитаров.
— Тут, что ли, самоубийца? У нас вызов был.
Кто-то показал им на Бориса. Санитары взяли того за руки и за ноги и потащили на выход.
Самоубийство в баре всколыхнуло общество. Сначала местное, потом остальное. Посыпались депутатские запросы, газетные статьи и письма разгневанных граждан. Да сколько это будет продолжаться? Да не пора ли положить этому конец? Борис Борисов был объявлен жертвой. Правда, не все поняли, чего именно: то ли режима, то ли вообще беспредела. Через неделю по телевизору выступил президент и сказал, что Запад в очередной раз пытается навязать нам свои ценности, а посему он не удивится, если государственная Дума вдруг подумает, да и предложит ему ввести закон, ограничивающий двойную жизнь, придуманную, опять же, кем-то там на Западе. Дума действительно «вдруг подумала» и предложила закон, по которому все граждане Российской Федерации в обязательном порядке будут лишены двойной жизни, дабы «вернуть россиянам способность дорожить одной-единственной жизнью». Их поддержала и Церковь, заявившая, что давно уже била в колокола, требуя отменить вторую жизнь, поскольку нигде в Библии ни о какой второй жизни речи не шло. А если кого когда-то и воскрешали, то это были отдельные случаи, да и то по инициативе Бога.
В общем, начать было предложено с детей, поскольку негоже им вступать в жизнь, полную разврата (а именно таковой была объявлена вторая жизнь). В итоге в первом чтении был принят закон, который решили назвать в честь главного героя — Бориса Борисова. Президент быстро подписал «закон Борисова», и в итоге все жители России были в спешном порядке лишены второй жизни. Вторую жизнь в качестве привилегии оставили только депутатам и некоторым чиновникам федерального значения. Запад с удивлением отнесся к «закону Борисова» и, как обычно, посетовал на нехватку демократии в России.