Закон трех отрицаний
Шрифт:
– Закон трех отрицаний? – уточнила Настя. – Не делай, не говори и не думай ничего, если тебя об этом не просят?
– Да-да. А как ты его назвала? – переспросил Дюжин. – Законом трех отрицаний? Интересно. Теперь следующий закон… Слушай, может, ты запишешь? А то я тебе столько всего рассказываю, ведь забудешь же половину.
– Ничего, я запомню, у меня память хорошая.
– Ну смотри, потом не жалуйся. Следующий закон: почитай своих родителей, учителей и старших.
– Так это же одна из десяти заповедей, – разочарованно протянула она. А ей-то казалось, что
– А заповеди что, по-твоему, ерунда на постном масле? – обиделся он.
– Нет, не ерунда, конечно, но я думала… Впрочем, неважно. Рассказывай дальше.
– Нет, дальше еще рано, надо остановиться на этом законе, тем более речь идет о твоем начальнике. Каждый человек, с которым ты имеешь дело, в чем-то становится твоим учителем. В том числе и начальник, даже если ты его не любишь. Но ситуация, которая у тебя с ним сложилась, заставила тебя сегодня о чем-то задуматься, что-то понять. Ты чему-то уже научилась и еще научишься благодаря ему. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – тихо ответила она.
– Ты должна научиться его уважать. Относиться к нему с почтением и благодарностью хотя бы за то, что сегодня думаешь о своих проблемах и пытаешься их решать. А наверняка есть еще множество поводов уважать его. Ведь есть, я прав?
– Есть, – согласилась она.
Конечно, есть. Каким бы ни был ненавистный Афоня, но он хороший профессионал.
– Значит, твой урок по этому космическому закону – научиться видеть в каждом человеке своего учителя и почитать его. И последнее на сегодня. Но сначала вопрос.
– Какой?
– Когда в этом году деревья зазеленели?
– Что?!
Насте показалось, что она ослышалась. При чем тут деревья? И какая разница, когда они зазеленели? Или он проверяет ее наблюдательность? И при чем тут космические законы?
– Паш, я не понимаю… Какая связь?
– Да самая простая. Ты ответишь на вопрос?
– Нет, я не помню точно. Наверное, в конце мая, как обычно.
– В этом году, Настюша, к концу апреля все деревья стояли, покрытые сочной зеленью. Не зеленой дымкой, а полноценной густой листвой. Лето наступило на месяц раньше, чем обычно. Природа подарила нам целый дополнительный месяц лета. А ты и не заметила.
– Не заметила, – покаянно призналась Настя. – И что из этого следует?
– Из этого следует, что нужно быть благодарным всему, что нас окружает и с нами происходит. И тому, что был еще один летний месяц. И тому, что ты сломала ногу, потому что благодаря этому ты начала копаться в себе. И тому, что вчера похолодало, потому что иначе я сегодня не приехал бы и мы бы не поговорили. И тому, что твои родители встретились, и в результате появилась ты. Всему, понимаешь? Это не так легко, как ты думаешь, особенно при твоей работе. Сейчас тебе кажется, что это все ерунда, а вот попробуй-ка быть благодарной тому, что происходит, когда видишь убитого человека. И не только убитого человека, но и убитых горем его родных. И отвратительного, жестокого, порой в дымину пьяного убийцу. Как же благодарить судьбу за то, что она допускает такое?
– Да, Паша,
– Выйдет, – убежденно ответил он. – Твоя задача – научиться находить повод для благодарности во всем без исключения. Это трудно, на это могут уйти не то что месяцы – годы. Но научиться нужно.
– А дальше?
Дюжин взглянул на часы и поднялся:
– На сегодня все, Настюша. И так я на тебя целый ворох информации вывалил, боюсь, ты и его-то не одолеешь. Нельзя перекармливать, ты освой то, что я тебе рассказал, обдумай как следует, а в следующий раз еще поговорим.
Вслед за Павлом Настя доковыляла до входной двери. По дому она уже пыталась ходить без палки, и хотя было больно, но получалось иногда очень даже неплохо.
– А когда ты приедешь? – как-то совсем по-детски спросила она.
– Не знаю. Может быть, в субботу. Я же не могу без конца отпрашиваться у Ивана. Он тебя, конечно, нежно любит и к тебе отпускает без вопросов, но совесть тоже иметь надо. Работай, Настюша, трудись. А когда убедишься, что нога как-то очень быстро перестает болеть, мы вернемся к разговору о том, во что ты веришь, а во что не веришь.
Она еще долго стояла на пороге, кутаясь в куртку, и глядела в ту сторону, куда уехала машина Дюжина. Вспомнила, что хотела спросить его о законе трех отрицаний, но так и не спросила. Забыла. Почему «не делай» и «не говори», ей более или менее понятно. Но вот почему «не думай»? От мыслей-то какой вред?
До встречи с Валерием Риттером дело так и не дошло. То есть Сергей Зарубин действительно собирался созвониться с ним и встретиться, но тут как раз позвонила сама Волкова.
– Сережа, – она говорила мягко и очень по-домашнему, – мне кажется, нам с вами нужно встретиться. Мне стало известно, что вы пытаетесь выяснить, где мы с Антоном были в понедельник, накануне убийства Юли. Мне не хотелось вам говорить, я признаю, что скрывала это от вас. Но поскольку вы начали теребить маму, отчима и сестру, я поняла, что должна признаться. Это все, в сущности, чепуха, просто история не совсем красивая, и мне неловко было о ней говорить.
Так, она придумала какую-то каверзу. Зарубин был в этом совершенно уверен. Она придумала какое-то вранье, которое сейчас попытается ему впарить. Ну что ж, послушаем.
– Конечно, Анита Станиславовна, – с демонстративной готовностью откликнулся он. – Когда и где?
– Я сейчас у Антона, пробуду здесь до завтра, домой не поеду. Если хотите, можете приехать сюда.
Естественно, он хотел. Сергей бросил все дела и помчался к Кричевцу. Ему не терпелось выслушать ложь Волковой.
Но его ждало разочарование. Жуткое, глубокое, бездонное, как пропасть из ночного кошмара.
Антон Кричевец не был в понедельник на юбилее режиссера Островского, потому что его вообще не было в Москве. Его не было в стране. Он выезжал на один день за границу, в Турцию. Улетел в понедельник утром, вернулся во вторник после обеда. Вот билеты в оба конца. Вот загранпаспорт со штампами российского и турецкого пограничного контроля.