Закон трех отрицаний
Шрифт:
– А что, эксперты прислали заключение? – оживилась она.
– Ну, – подтвердил Селуянов. – Так что там с Костей-то?
– Костя – это парикмахер, у которого Аничкова стриглась каждые месяц-полтора. Я же тебе говорила.
– Ну Аська, ну я тебе что, компьютер, что ли? – жалобно заныл он. – Ты говорила, а я забыл. Неделя прошла. У меня знаешь сколько дел в производстве? А у тебя одно убийство Аничковой. Так кто должен лучше помнить, ты или я?
– Во-первых, кроме твоей Аничковой, у меня еще одно убийство висит, не один ты такой умный. А во-вторых, я тебе сводную таблицу
– Чтобы я в нее смотрел, – вздохнул Коля.
– Ну? Так в чем дело? Открой и посмотри.
– Да не могу я! У меня от твоих таблиц судороги мозга начинаются! Ну, Аська, не вредничай, давай по-быстрому я у тебя все спрошу, ты мне все ответишь, и разойдемся друзьями.
– Ладно, – вздохнула она, – черт с тобой. Только подожди, я свои черновики возьму, у меня память тоже, знаешь ли, не идеальная.
Характерного стука Селуянов не услышал и понял, что Каменская положила трубку на что-то мягкое. Наверное, на диван, с мечтательной улыбкой решил Коля. Там такой диванчик в гостиной стоит, напротив камина, мягонький, уютненький, сказочный просто диванчик. Мечта усталого сыщика. Каменская говорила, что она на нем спит, потому что подниматься на второй этаж, где спальня, ей страшно. Очень уж лестница крутая и узкая. Небось на этом самом диванчике она и будет сидеть, разговаривая с ним. Эх, ему бы самому развалиться на мягких подушечках, пледиком накрыться и расслабиться хотя бы на пару часов…
Голос Насти вытащил его из сладких грез:
– Давай. Я готова.
Он потряс головой, отгоняя от себя карамельные видения, и придвинул поближе блокнот.
– Значит, так. Надежда Семеновна.
– Фурманова, сеансы каждую неделю, всего одиннадцать, теперь получается, что двенадцать. Дальше.
– Костя… ну, это я уже спросил. Теперь Лида, без отчества.
– Лидия Страшко, приятельница, день рождения 28 марта. Живет неподалеку от фитнес-клуба, где занималась Аничкова, и покойная почти всегда после занятий с ней встречалась.
– Угу, – Селуянов сделал пометку в блокноте. – Теперь у нас некто Некрасов Михаил.
– Есть такой. Всего два раза приходил, один раз до пятого-шестого сентября, еще в конце августа, второй раз в середине сентября. Получается, что он приходил три раза, потом бросил. Или решил свои проблемы. Кто еще?
– Еще Кабалкина Любовь, фирма «Планета». Не знаешь, что это за фирма? Чем занимается?
Каменская не отвечала.
– Эй, алло, мать! – Селуянов подул в трубку. – Ты там отключилась, что ли? Ты меня слышишь?
– Слышу, Коля, слышу. Чем занимается фирма «Планета», я не знаю, а вот Кабалкиной в ежедневнике нигде не было. Эта фамилия ни разу не мелькала. А фирма была.
– Точно?
– Абсолютно точно. Есть запись о визите в «Планету» в середине августа, там указан адрес, как проехать и контактные телефоны. И в сентябре к Аничковой начали ходить две дамы из этой фирмы, а в октябре появилась еще одна. Но среди этих троих никакой Кабалкиной не было.
– Что же это получается? Что Кабалкина пришла один раз и потом захотела скрыть факт знакомства с Аничковой? Получается, это именно она устроила удаление страницы из ежедневника?
– Погоди, Коля, не так быстро. Кабалкина могла договориться о встрече, но по каким-то причинам не пришла. Передумала обращаться к кинезиологу или не смогла, мало ли что. Давай все остальные записи проверим.
Они сверяли данные еще минут двадцать, но ничего подозрительного больше не обнаружили. Все остальные люди, поименованные на страницах за 5 и 6 сентября, контактировали с Аничковой неоднократно, и уничтожать запись об одной-единственной встрече никакого смысла не было.
Оставалась Любовь Кабалкина.
– Коля, ты счастливчик, – сказала ему Каменская. – Тебе жутко повезло.
– Это еще почему? – насторожился Селуянов.
– Потому что Любовью Кабалкиной очень интересовался Сережка Зарубин. И даже встречался с ней.
– Ну да? – Коля не поверил своей удаче. – Точно?
– Точно, точно. Кабалкина из фирмы «Планета». Ты ему позвони, он тебе расскажет.
– А что с ней не так?
– Да нет, все так. У нее есть сестра, так вот Зарубин, собственно, как раз сестрой занимается, а у Кабалкиной ее алиби проверял.
– А-а-а, – разочарованно протянул он, – а я-то уж обрадовался, что за ней что-то есть, сейчас мы бы ее тепленькую и взяли.
Но в любом случае это было лучше, чем совсем ничего. Первоначальная версия оказалась правильной, на похищенных страницах действительно упоминался человек, имя которого больше нигде в ежедневнике Аничковой не встречалось. Именно на этого человека и падало подозрение в первую очередь.
Селуянов записал фамилии трех сотрудниц фирмы «Планета», которые посещали сеансы у кинезиолога, и сладко потянулся. Теперь есть откуда начинать выдергивать конец ниточки, покуда весь клубок не распутается.
– Любочка, – голос матери бился в трубке, заливая ухо и через него, казалось, всю голову, – где ты, доченька? Я звоню на работу – тебя нет, дома тебя нет, а время-то уже десятый час, мальчики сонные совсем. Ты когда придешь?
– Не знаю, мама, – вяло ответила Люба. – Тут все сложно… Уложи их у себя, ладно?
– Что-то случилось? – переполошилась Зоя Петровна. – Ты где, Люба?
– Я в дороге, в машине еду.
Она почти не солгала. Она действительно сидела в машине. Только ни в какой дороге Люба Кабалкина не была. Машина давно уже стояла с выключенным двигателем за два квартала до дома и примерно за три – до дома родителей, где ее ждали мальчики, ее дети.
У нее не было сил ехать. Ни домой, ни к матери и детям. У нее не было сил даже на то, чтобы принять решение, забирать ли мальчиков или оставить на ночь у родителей. И если бы мать не позвонила сама, неизвестно, когда бы Люба сообразила, что сыновьям давно пора спать.
После периода слез и напряженного ожидания она впала в ступор. Плохо соображала, работа валилась из рук, она с трудом произносила какие-то обязательные слова, без которых невозможно обойтись, когда работаешь в коллективе или покупаешь продукты в магазине. Но Любе казалось, что она сама себя не слышит.