Закон трех отрицаний
Шрифт:
– Раз пять, наверное, – он пожал плечами, – или шесть. Не помню точно.
– Ну вот видишь, милиционеры запросят телефонную компанию, там подтвердят, что с твоего мобильного вечером в понедельник были постоянные звонки на мой домашний номер, и мы с тобой разговаривали. Так что я совершенно точно была дома. Поверь мне, Антон, так лучше.
– Ничего не лучше! – внезапно взорвался он. – Для чего было выворачивать наше грязное белье наизнанку, если потом выяснилось, что Дронова вообще в Москве не было? Не было его, понимаешь? Так что где именно мы с
– Мы могли встречаться с его дружками-уголовниками. И потом, мы же действительно не знали, что его нет в Москве, и боялись, что нам еще долго не дадут спокойно жить эти тупые менты. Они принялись допрашивать маму, Любу, они приходили ко мне на работу, и бог его знает, что они там еще придумали бы. А о том, что Дронов был в отъезде, нам этот маленький дурачок с Петровки рассказал только после того, как мы ему признались насчет твоей поездки в Турцию. Тебе не в чем меня упрекнуть, Антон.
– Ты уверена? – прищурившись, спросил он и тут же сам испугался тех слов, которые помимо воли слетели с его языка.
Анита ответила не сразу. Отошла от окна, медленно прошла мимо Антона, даже не взглянув на него, протянула руку к стоящей посередине стола синей вазе с мандаринами, взяла один, несколько раз подкинула вверх, поймала, задумчиво поглядела на него и положила обратно.
– Судя по твоему вопросу, милый, ты в этом далеко не уверен, – ровным голосом произнесла она, делая шаг к двери. – Я не хозяйка твоим мыслям, так что ты имеешь право думать все, что угодно. Но не нужно этим правом злоупотреблять.
Кричевец остался в комнате один, кляня себя последними словами за несдержанность. Он, безработный бывший каскадер, живет на деньги своей любовницы и еще смеет в чем-то ее упрекать!
Через несколько минут из другой комнаты послышались бархатные звука саксофона. Анита играла старое танго «Маленький цветок». Она всегда играла именно эту, свою любимую, вещь, когда была расстроена словами или поступками Антона. Не рассержена, а именно расстроена, то есть опечалена и готова к примирению, если у него хватит ума сделать первый шаг.
Ума у него всегда хватало. Любовник Аниты Станиславовны Волковой был не особенно удачлив в делах, но уж дураком-то он точно не был. В противном случае не удержался бы рядом с ней на протяжении целых пятнадцати лет.
Все-таки она позвонила Чистякову. Боролась с собой долго, уговаривая саму себя, что Лешка работает, он занят и нет никакой нужды гонять его из Жуковского в Болотники – чай, не ближний свет! – только из-за того, что ей, видите ли, страшно. Охрана есть, сигнализация есть, чего трепыхаться попусту?
В Насте истово боролись рассудочный и хладнокровный сотрудник уголовного розыска и слабая испуганная женщина, которая не может ни убежать, ни постоять за себя. Оттого ли, что болезнь из ноги умудрилась пролезть в душу и плотно осесть в ней осознанием собственной слабости, оттого ли, что ей, Насте, вдруг
Чистяков вовсе не отнесся к просьбе жены как к капризу, он знал, что капризы и истерики – не Настин репертуар, пообещал немедленно разгрести все дела, перенеся все, что можно, на завтра и отменив все остальное, что перенести нельзя, и приехать.
Попытки поспать ночью оказались малоудачными, то и дело Насте удавалось задремать, но от малейшего звука она вскакивала и начинала напряженно прислушиваться, раздражаясь оттого, что колотящееся где-то в ушах испуганное сердце бухает так громко, что мешает ей слышать и она не может понять, действительно ли кто-то пытается открыть дверь или окно, или это ей только кажется.
Промучившись часов до семи, она встала, убрала постель, сложила диван и поплелась в ванную. Потом долго сидела на кухне, наливая себе попеременно то кофе, то чай и с отвращением глядя на пушистые булочки, которые ежедневно с огромным удовольствием поедала на завтрак, намазывая маслом и джемом.
Будь благодарна всему, что с тобой происходит… За что бы поблагодарить вчерашнее происшествие? За то, что она удосужилась наконец прояснить вопрос с охраной и сигнализацией? А что, вполне подходяще. Ведь вчера, в сущности, ничего особенного не случилось, зато, если теперь опасность нагрянет в полный рост в виде какого-нибудь оборзевшего бомжа, наркомана или вора, Настя будет в полной готовности. Теперь-то уж она не забудет, где расположены кнопки сигнализации и какой рычажок нужно дернуть, чтобы включился ревун. Так что спасибо тебе, неизвестный человек, подслушивавший под окном и неуловимой тенью скрывшийся в темноте, отныне ты Настю врасплох не застанешь.
А еще спасибо тебе, вчерашнее происшествие, за то, что ты напомнило мне как-то подзабытую истину: ближе Лешки у нее никого нет. Ночью, во время длинных перерывов между короткими периодами дремы, она думала только о том, как хорошо было бы, если бы он приехал и немного побыл с ней. И о том, какая она бессовестная и своей нервозностью и трусостью готова создать ему проблемы. И о том, что ей сейчас очень нужно его присутствие, его тепло, его насмешливость, уверенность, забота. И о том, что ей хочется поговорить с ним.
Ей нужно, чтобы Чистяков приехал и побыл с ней. Не Павлик Дюжин, хозяин этого дома и носитель какой-то странной, но притягательной мудрости. Не Юрка Коротков, такой надежный и проверенный, который уж наверняка в сложной ситуации окажется куда лучшим защитником, нежели Леша или тот же Дюжин. Юрка и стреляет отлично, и самбо владеет, и вообще он оперативник от бога, ни в какой переделке не растеряется. Можно было бы даже позвонить Татьяне Образцовой и попросить «одолжить» на время Ирочку, сослаться на то, что скучно и одиноко, Ирочка бы с радостью приехала, и ее муж Миша Доценко наверняка возражать не стал бы. Но Насте не нужны были ни Дюжин, ни старый верный друг Коротков, ни милая и веселая заботливая Ирочка.