Закон трех отрицаний
Шрифт:
– В общем разумно, – не могла не согласиться Настя. – Но почему вы уверены, что у вас получится?
– А я и не уверен. Но хочу попробовать: а вдруг да получится? Стилем и слогом я вполне владею, сюжеты можно брать из газет и всяческой криминальной хроники, этого сейчас много. Правда, я совсем ничего не понимаю в этих следственных делах, кто кому подчиняется, кто чем занимается, кто за что отчитывается. Но это не беда, можно ведь писать про частных сыщиков, или про журналистские расследования, или вообще про мстителей-одиночек. Именно так сегодня почти все и
– Обожаю, – признался Чистяков, – особенно детективов. Некоторых.
Настя фыркнула и расхохоталась.
Валентин Николаевич перевел глаза с него на Настю, потом снова посмотрел на Алексея и слегка нахмурился:
– Я не понял вашей шутки, Алексей Михайлович. Я задал неуместный вопрос? Тогда прошу меня извинить.
– Нет, это вы меня извините, – Чистяков покаянно склонил голову. – Дело в том, что Анастасия самый настоящий детектив, она работает в уголовном розыске. И я ее очень люблю. Просто обожаю.
– Что вы говорите?!
Его глаза стали огромными, как плошки. И вообще, в своем явно недешевом джемпере и в старых дюжинских спортивных штанах с лампасами он выглядел достаточно нелепо, а тут еще это выражение крайнего изумления, смешанного с недоверием… И не донесенная до рта рука с зажатым в ней огурцом. Короче, картинка та еще.
– Вы работаете в уголовном розыске?
– Работаю, – подтвердила Настя, стараясь не смотреть на гостя, чтобы не подавиться от смеха.
– Честное слово?
– Честное. Хотите, удостоверение покажу?
– Нет, что вы, это я так… От смущения веду себя как ребенок. А ваша нога – это… да? Ранение во время выполнения задания?
У него на лице огромными буквами было написано желание услышать подтверждение своей догадке и страшную историю о том, как брали маньяка, который отстреливался и ранил женщину-оперативника. Господи, подумала Настя, все мужики как дети, даже если они кандидаты филологических наук и учат детей в колледже разумному, доброму и вечному. Помани их стрелялкой, и они тут же теряют всю свою строгую научность и превращаются в мальчишек.
– Нет, Валентин Николаевич, мне придется вас разочаровать. Это было не задержание, а самая обычная автоавария. Так что учитесь водить машину как следует.
К тому времени, когда стоящая в ванной на первом этаже стиральная машина зазвенела, раздраженно сообщая, что она сделала все, что могла, а кто может лучше, тот пусть и делает, они успели не только закончить обедать, но и дважды варили кофе и выпили по чашке чаю с пушистыми булочками, которые теперь пришлись как нельзя кстати. Выстиранные и подсушенные «под утюг» брюки были подвергнуты придирчивому осмотру. В целом ничего, на прием к французскому послу, конечно, в них идти уже нельзя, но ездить на машине и заходить в придорожные ресторанчики – вполне можно. Многострадальный филолог снова полез на второй этаж работать утюгом. И Настя с удовольствием подумала о том, что он сейчас уедет и она сядет рядом с Лешкой на диванчик перед камином и попросит у него прощения. За все, за все. За двадцать семь
– Ася, я побуду с тобой до завтрашнего утра, а дальше что? – неожиданно спросил Алексей.
– А дальше ты уедешь и вернешься только к выходным, – беззаботно ответила она.
– Но ты ведь будешь бояться.
– Не буду. Леш, утром я поддалась дурацкой панике, я ведь не знала, что дом можно сдавать на охрану. Я и буду его сдавать, и не только ночью, но и днем. Видишь, как все просто. Я с тобой поговорила, все обсудила, и теперь мне совсем не страшно. Правда-правда, честное-пречестное.
– Я вот о чем подумал… Только ты сразу не рычи на меня, ладно?
– Не буду. Я буду пищать, как полураздавленная мышь. Так о чем ты подумал?
– Мы могли бы заключить с этим графоманом взаимовыгодный контракт. Он будет приезжать сюда каждый день, ему ведь все равно, в какую сторону кататься, лишь бы километры мотать. Если нужно, наколет тебе дров или сделает что-нибудь полезное, такое, что тебе самой не под силу. Ты напоишь его чаем, дашь пару бутербродов, пусть отдыхает и развлекает тебя разговорами.
– Меня не нужно развлекать, – сердито возразила Настя. – Мне здесь совсем не скучно. И меня не нужно охранять, здесь есть профессиональная охрана, а из него защитник, прости за выражение, как из пластилина пуля. Что ты выдумал, Чистяков?
– Ася, я хорошо тебя знаю. Это пока за окнами светло, ты такая самостоятельная и никто тебе не нужен. А как стемнеет, всю эту дурь как рукой снимет, и ты снова начнешь бояться, и прислушиваться к каждому шороху, и сидеть в трех сантиметрах от спасительной кнопки, боясь отойти в туалет. Что я, не знаю, что ли? Ты все утро на стуле у окошка просидела, забыла? И хочешь так целыми днями сидеть? И особенно вечерами, когда за окном уже ничего не видно, и от этого еще страшнее?
В каждом его слове была правда, Настя не могла этого не признать. Он действительно хорошо ее знал, гораздо лучше, чем она знала себя сама.
– И что ты предлагаешь? – дрогнувшим голосом спросила она.
– Я предлагаю попросить Валентина Николаевича, чтобы он в будние дни приезжал сюда во второй половине дня, часам к шести, когда начнет темнеть, и находился здесь до десяти вечера. Или до одиннадцати, это уж как он сможет. Потом ты сдаешь дом под охрану и ложишься спать.
– И как ты собираешься его уговорить? Ему-то это зачем нужно? Предложишь ему денег?
– Ну зачем же, я предложу ему тебя.
– Думаешь, польстится? – Настя с сомнением оглядела себя, остановив взгляд на больной ноге.
– На то, о чем ты подумала, – точно не польстится, – усмехнулся Леша. – Ты будешь рассказывать ему то, что он так хочет узнать, чтобы создавать свои бессмертные детективы. Как устроены ваши службы, кто кому подчиняется, кто за что отвечает и так далее. Расскажешь ему всякие страшные истории, и смешные тоже. Мне кажется, обмен равноценный.
– Это тебе так кажется. У него может быть принципиально иное мнение на этот счет.