Закон вне закона
Шрифт:
Интересно: сейчас отмазываться начнет или на коллегии министерства?
– Нам есть о чем поговорить, верно? Лялечка, подбирай бутылки, накрывай столик.
– Ну вот, мой генерал, - сказал я, поднимая очередную рюмку. Когда-то я пивал вашу водочку, теперь вы мою пиваете.
– Дружески чокнулись.
– Ты, Лешка, спятил. Как выкручиваться будешь? Я министру, конечно, объективно доложу, позитивные моменты выделю. Но от расплаты тебе не уйти. На всю страну волну поднял.
– Я не боюсь, мой генерал. Я этого и добивался. Сколько же можно терпеть? Да и что они мне сделают?
– Бросят на город спецназ и...
– Не так это просто, я думаю. Как на такое людей послать? Как им объяснить - кого и за что они воевать будут?
– Недооцениваешь
– А потом - у меня под боком союзники, целый полк мотопехоты.
– Кстати, чем ты его взял? Полковника этого?
– Хитростью. Обаянием. Умением соотносить обещания с их исполнением.
Светлов улыбнулся.
– Короче, полковник, генерал ответа ждет.
– Сперва я десант в часть бросил. Фронтовиков-ветеранов. Ну они там беседы провели с молодежью. Рассказали, как решались на фронте вопросы дедовщины. Как старшие и опытные опекали салажат, учили их боевой науке как одной кружкой воды вымыться, как на снегу шинельку расстелить и ею же укрыться, как при артналете уцелеть. Куском хлеба делились, лучшее место в окопе указывали, на себе из боя раненых выносили- в общем, все в истинном солдатском духе. Результат, конечно, не очень и не сразу - хорошее долго прививается. Зато- навсегда...
– Ты к теме поближе, - напомнил генерал.
– После этого я второй десант бросил. Из резерва главного командования - своих боевых хлопцев. Полковник выстроил на плацу всю часть, вызвали в центр внимания самых злостных и злобных дедов и перед строем так их отметелили с назиданием, что дедовщины той как и не было. А после я, конечно, еще и речь сказал...
– Это ты любишь, знаю.
– Ну а главный довод такой: повадился у него один офицерик боевикам оружие торговать. Я его выявил, поучил малость и подучил, в порядке искупления вины, подсунуть бандитам приманку. Ну бандюки, значит, соблазнились - решили силой оружие забрать, оно и выгоднее. Там место удобное - склады у самого забора, забор тот - сапогом свалить можно, а за ним овражек. Я все это полковнику обрисовал, дату назначил. Хорошо их встретили, ты слышал, в овражке зажали - кого не уложили, того взяли. Ну и мне навар - последние силы у ближнего врага изъял, без затрат.
– Плохо ты кончишь, Сергеев, - грустно сказал Светлов.- На два фронта нельзя воевать. У тебя тыла нет.
– Вот мой тыл, - я кивнул за окно.
– Ты не представляешь, как изменились люди. Как отозвались.
– Романтики, - еще грустнее начал генерал, тыча меня в грудь пальцем, - они, знаешь, Леша... Боюсь за тебя. Какая нужна помощь?
– Ты, мой генерал, понял, зачем я кашу заварил? Вот и постарайся, вернувшись в Москву, обеспечить широкое прохождение информации о наших подвигах, по всей стране. Я, конечно, сам кое-что в этом плане делаю, но возможности у меня ограниченные.
– Романтизм - заразная болезнь, - улыбнулся генерал.
– А то! Я только за эту неделю четыре делегации принял (расскажи да расскажи, как криминальную гидру давить), конференцию провел, где щедро поделился своим опытом и, кстати, много полезного и для себя узнал.
– И критика была?
– Генерал с удовольствием пожевал копченой колбаски.
– Ты вот, говорят, всех умышленных убийц пострелял. Зачем?
– А чтоб их не было, - просто ответил я.
– Овидия помнишь?
– Это из Главка...
– Можно сказать и так. Он один раз сказал, правда очень давно, но очень правильно: "Нет справедливей закона, чтобы всегда душегуб сам погибал от меча".
– Это он в горячке, в сильном душевном волнении...
– А я и рецидивистов убежденных на пожизненное определил. И правильно сделал. Этот контингент - постоянная опасность для общества. Ну общество хрен с ним, нынешнее общество не жалко, я о людях забочусь.
– Больше некому.
– Выходит так... Нет, действительно, вышел он на свободу, жди, пока совершит преступление, потом его лови, потом доказывай, потом суди. А чего столько хлопотать? Если у него патология такая, если врожденная склонность - пусть сидит. И жертв преступления нет, и
– И правильно. Суд должен быть беспристрастен.
– Хрена вот!
– Я совсем забыл, что на больное место наступил не хилый прохожий, а дородный генерал.
– Суд не может быть беспристрастен. С лица Фемиды надо сбросить повязку - пусть смотрит во все глаза: кто заслуживает защиты, а кто не заслуживает снисхождения.
– Понесло Серого.
– Я вообще здесь, у себя, смягчающие обстоятельства по многим статьям запретил применять, всякие там ссылки на суровое детство. У меня ведь тоже в малые годы велосипеда не было, а я до сих пор ни одного старика не избил, ни одной девицы не изнасиловал, ни одного мальца не растлил. А ты, мой генерал? То-то. Ну в самом деле, умышленно лишил человека жизни, столько горя принес его близким. А тут начинается: хороший семьянин, обладатель почетных грамот, собачек любит. Что ж, по-вашему, хороший семьянин и любитель собачек имеет право на меньший срок, да? Ну ладно, пусть суд, приговаривая убийцу к смертной казни, так уж и быть, скажет: да, он убийца, он мерзавец, он не заслуживает снисхождения, но мы не можем не отметить, что осужденный имел не только дурные наклонности, но и некоторые положительные черты: он неплохо играл в карты, он один раз починил соседу балалайку, которую разбил об его голову, он заменил замок в дверях соседки, который выбил, взламывая ее дверь с целью изнасилования и т.д. И мы не можем не отдать должное этим благородным поступкам, отправляя человека на эшафот.
– Чушь!
– смеялся генерал.
– Но что-то в этом есть.
– А вот противоположный случай. Вот дело, у меня на столе. Молодой человек, студент гуманитарного вуза, зверски избил... собственного дядю, старика, пенсионера, к которому приехал погостить на каникулы. Как рассудить, генерал?
– Мерзавец. Справился...
– поторопился Светлов.
– Сейчас я сниму повязку с ваших глаз, мой генерал. Парню я вынесу порицание за то, что он не сделал этого раньше, а дядю, когда его выпишут из больницы, привлеку к ответственности.
– Ну-ну, - завял генерал. А я взял со стола папку.
– Парень - молодожен. Приехал с молодой женой навестить старика-дядьку. А дядька - без тормозов, ранее судимый. И начал он, вроде по-дружески, по-стариковски, советовать племяннику, как ему лучше исполнять свои супружеские обязаннос ти в медовый месяц. Сначала - в шутку. Парень не поставил его на место: неудобно, единственный родственник, старик. А старик, не встречая отпора, совсем оборзел.
– Я нашел нужную страницу.
– От советов перешел к предложениям. Цитирую: "Утром на кухне. Ну, племяш, сколько раз ее за ночь пропахал? Эх, ты! Дай-ка мне ее на ночку, уж я ее погоняю, а ты поучишься". Парень мягкий, интеллигентный: "Дядь Коль, да ладно тебе, ну что ты, в самом деле, нехорошо так говорить". Цитирую дальше: "Вечером на кухне. Молодожены готовят ужин. Входит дядька, вворачивает в патрон другую лампу, помощнее: "Это чтоб ты, племяш, лучше видел, как я ее драть буду. На столе". И такое извращенное, изощренное издевательство в течение недели. Молодожены взяли билеты, пришли за вещами. Дядька вышел за ними в прихожую. Цитирую: "Эх, напоследок", - с этими словами гр. Носков схватил гр.Новикову за руки, вывернул их назад, прижал свой пах к ее ягодицам и стал имитировать половой акт, приговаривая: "Вот так! Вот так!"
– Мерзавец!
– не выдержал генерал.
– Кто?
– спросил я.
– Ты, - сказал он.
– Провокатор.
– То-то! Беспристрастный суд - это машина для бритья. Которая срезает вместе со щетиной нос и уши.
– Ладно, друг мой, - генерал встал.
– Не знаю пока, чем смогу тебе помочь. Во всяком случае все, что узнаю о намечаемых против тебя репрессиях, немедленно сообщу. Будь осторожен, Леша.
– Он положил тяжелую генеральскую длань на мое плечо. И вдруг высказался: - Я горжусь нашей дружбой.
– Но он не был бы генералом: - И нашей враждой тоже.