Закон вне закона
Шрифт:
Мой совет, пока дружеский: собрать своих недобитков и явиться ко мне. Если приведешь с собой Губернатора и начальника милиции, обещаю снисхождение.
– Купить хочешь? Сколько даешь?
– Ты отказываешься?
– Отказываюсь.
– Подумай. Жить будешь, если согласишься. Тебе ведь только тридцать.
– Помнишь, Серый, байку про Пугачева? Так я такой же. Лучше тридцать лет питаться свежей кровью, чем триста дохлятиной.
– Льстишь ты себе, Ваня. Ты не сокол ясный, ты комар однодневный. Надоедливый. Давно бы прихлопнул тебя, да все руки
– Выждал, пока иссяк поток брани.
– Что ж, слушай другое слово. Я тебе ту девочку, что твой поганый чечен в заложники взял, не забуду. Тем же отвечаю. Теперь я твою девочку взял...
– Испанку, что ли?
– смешок.
– Она не моя, полкаш, она общая.
– Ты слушай до конца: если не выйдешь из леса, я ее по рукам пущу. У меня парней много, девок не хватает.
– На Юльку я не смотрел, стыдно было.
– Мудак ты, Серый. Хоть и полковник. У этой шлюхи только такая мечта и есть - чтоб под целый полк лечь. Она тебе спасибо скажет и тебе еще за это даст.
Дальше опять пошел вялый, беспредметный мат.
– Отбой, - сказал я радисту. И повернулся с замершим сердцем к Юльке.
– Ну что, Юлечка, устроим тебе побег?
– Устроим.
– Она встала. И Лялька рядом с ней, обняв за плечи и испепеляя меня взглядом.
– Для этого вы и толкнули меня в эту грязь? Неужели вы думаете, что я еще ничего не поняла?
– Прости меня, мне нельзя рисковать - за мной люди. Много людей.
– Скажите, что нужно сделать?
– Меня убить.
– Это я с удовольствием. А еще?
– Потом скажу, в Замке. Поехали под наше любимое одеяло.
– Вот, - сказала Юлька в дверях, - вспомнила. Входит муж в спальню...
– И заплакала.
Стратегия и тактика
С раннего утра к Волгину пришел с заявлением некий гражданин Пичугин. К заявлению была приложена медицинская справка о наличии у данного гражданина следов побоев, полученных накануне вечером. В заявлении указывалось на неправомерные действия участкового Хмелева, лейтенанта милиции, выразившиеся именно в нанесении зарегистрированных врачом Извековым побоев и в реальных угрозах.
Надо сказать, что это было первое заявление такого рода.
Волгин заявителя принял и попросил участкового Хмелева, лейтенанта милиции, представить ему материалы на гражданина Пичугина, если таковые имеются.
Таковые имелись. В значительном количестве.
– Ну что ж, - сказал Волгин, ознакомившись и с теми, и с другими документами.
– Формально вы, гражданин Пичугин, правы. Придется возбудить два уголовных дела. На нашего сотрудника Хмелева...
Пичугин удовлетворенно кивнул и высказался в том смысле, что он на это и рассчитывал.
– ...И на вас, гражданин Пичугин.
Немного задержался с реакцией, моргнул, икнул, спросил:
– А на нас за что же? Мы же - пострадавшие. От руки представителя власти.
– А на вас вот на каком основании.
– Волгин веером пролистнул подшитые бумаги.
– Шесть заявлений от соседей на ваше хулиганское поведение, справки о побоях, нанесенных вами матери, жене и дочери. Вот служебная
– И Волгин вызвал следователя, распорядился написать постановление о возбуждении уголовных дел.
Пичугин несколько растерялся, увял.
– А это... гражданин начальник милиции, сколько же ему будет?
– Ему? Думаю, не больше года. Условно. Да, пожалуй, суд вообще признает его действия правомерными. Он ведь пытался защитить от вас других людей, в том числе и ваших родственников, которых вы избиваете систематически.
– А это... мне?
– А вам много больше. Сейчас с этим очень строго. Бытовые преступления жестоко караются. Как немотивированные.
– Не... какие?
– Немотивированные. Сейчас поясню. Вот, - заявление поднял, четвертого числа вы ударили жену сковородой по голове, а когда она упала, нанесли ей несколько ударов ногой, сломав три ребра и нос. За что?
– А чего она?
– Ну-ну: чего она?
– Ну, она это... сказала мне обидное.
– Что именно?
– Вот точно не помню. Вроде: ноги вытри. Или нос, не помню.
– Считаете, гражданин Пичугин, что за такое невинное замечание нужно ломать ребра?
– А чего... она?
– А когда вам набили, извините, ваше лицо за издевательства над беззащитными людьми, - обидно?
– Ничего не понял, - признался Пичугин.
– Нельзя, что ль, теперь и жену поучить?
– Выходит, нельзя.
– К Сергееву пойду. Пожалуюсь и на вас.
– Не советую. Он вас уже не выпустит. А если узнает, что вы мать чуть не изувечили, под горячую руку застрелит. Было уже такое.
Пичугин поскреб за ухом.
– Беспредел?
– спросил.
– И кому жаловаться?
– Некому.
– Что ж делать? Не бить их, что ли?
– Подумай. Сейчас закон такой: как ты, так и тебе. С тобой еще мягко обошелся Хмелев. Я бы тебе ребра-то поломал. Вместе с носом.
– Так и дальше будет?
– Обязательно.
Пичугин вздохнул, спросил разрешения забрать заявление, вышел.
Хмелев его ждал за дверью, взял за грудки, ударил спиной в стену:
– Ты можешь писать на меня, меня могут уволить, но каждый раз, когда ты кого-нибудь тронешь, я буду являться к тебе, как на работу. И буду метелить тебя, сволочь, так, что ты у меня ходить разучишься, ползать будешь. Понял?
– Вообще-то понял. Больше не стану. Смысла нет. Удовольствие себе дороже. Но в газету на тебя напишу. И на Сергеева тоже. Можно?