Закон вне закона

Гусев Валерий Борисович

Мне их обеих жалко стало. Да они еще и босиком.

– Ну-ка, идите сюда. Обе.
– Я сел на тахте и распахнул одеяло, как старый ворон старые крылья.
– С ногами забирайтесь.

Они угрелись у меня по бокам, затихли. Комната налилась лунным светом. Напуганные было грохотом и визгом соловьи в парке снова взялись за свое дело.

– Сейчас хорошие ночи, - сказала Лялька.

– Ага, - вдруг добавила Юлька.
– В такую ночь сидеть бы у костра, на берегу реки, и смотреть, как плывет в ней луна со всеми своими звездами.

И

это говорит девочка, которая прошла через такую грязь и такие мерзости.

– А потом звезды тускнеют, и не заметишь, как светлеет вокруг. И птицы начинают просыпаться. И вода в реке совсем другая, уже утренняя. Даже журчит по-новому.

Шум на лестнице стал стихать. Надо пойти разобраться для профилактики.

Я натянул брюки и вышел в коридор. Вмиг все рассыпались по комнатам. Однако рыцаря, уже пустого, успели поставить на место. Один Генка Рыжик замешкался, он всегда опаздывает, задумчивый такой, весь в себе.

Вытянулся, руки по швам, глаза блестят.

Доложил:

– Старшина Пилипюк с лестницы упал, товарищ полковник.

– Не ушибся?
– Интересно, как он соврет начальству?

– Никак нет, он в бронике был.

– И в шлеме?
– улыбнулся я.
– Всем участникам акции - два наряда.

– А мата не было, товарищ полковник, - нахально заявил Рыжик.

Ага, так я и поверил, что Пилипюк без мата по лестнице катился.

Да, такие вот дела. Старшина Пилипюк. Женат. Двое детей. Четыре ранения. Одно из них - тяжелое. Личных задержаний даже не помню сколько... А он в прятки играет. С лестницы сыплется. Малой такой хлопчик.

Я вернулся к себе. Юлька уже ушла, Лялька свернулась клубочком.

– Брысь, - сказал я.

Она села в постели.

– Мне жалко ее. У нее так жизнь нескладно сложилась. Ее еще в шестом или в седьмом классе то ли изнасиловали, то ли совратили. То ли учитель физкультуры, то ли учитель труда. А после мальчишки все время приставали. Ну почему так получается?

– Потому что всякие дол...

– Наряд вне очереди, - предостерегла Лялька.

– ...всякие ...педагоги учат в школе не любви и дружбе, а презервативами пользоваться, - зло сказал я.
– Я этим... педагогам еще вжарю. Когда вернусь. Иди спать. Завтра день трудный.

– А когда они у нас легкие?
– проворчала Лялька и забрала свой револьвер.

Я лег на ее место в теплую, согретую девичьими телами постель. И подумал - какие они разные. И какие одинаковые. Только одной повезло, а другой нет. И кто за это должен ответить?

Утром я провел совещание в Горотделе, возложил на Волгина всю полноту власти и ответственности за порядок в городе в мое отсутствие. Особо указал на повышение бдительности и дисциплины. На необходимость (все-таки) обезопасить мост от вторжения и Замок от захвата.

– В Замке ставляю пять человек. Но ты на них не рассчитывай. В случае штурма обходись своими силами. Держи Горотдел. Ополченцев тоже не привлекай, жертвы среди мирного населения нам совсем ни к чему. Патрули все снять на это

время, все резервные силы сосредоточить на мосту. Связь с нами держать постоянно, посади на это специального человека. Рации у нас хреновенькие, но мы постараемся держаться от города в радиусе не более пятидесяти километров. Если что - рванем на помощь.

После совещания я задержал в кабинете участкового уполномоченного Хлопчика. Похвалил его. Пообещал, что, как только Правительство определится с выработкой новых форм наград и поощрений, представить его первого.

– Спасибо, товарищ полковник.

– И вообще, мне кажется, вам пора переходить на новый уровень работы.
– Я повернулся к Волгину: - Как считаешь?

– Бесспорно.

– Нет, товарищ полковник, - отказался Хлопчик, - не сманивайте, не пойду.

– Что так? Обиделся?

– Дел много. Извините, некогда мне. У меня сейчас профилактическая беседа с подростками. А потом - с работниками ЖЭКов: выработка мер по сохранности жилого фонда. Ну там, лифты, подъезды, малые формы. Извините.

Во как! Может, если бы мы наше Российское правительство, к примеру, дворниками поставили, мы б через два дня чистотой захлебнулись, а? А они, вишь, страной управлять тужатся, по незнанию своему. Кто б им подсказал?

– Ты на рынке давно не был?
– спросил Волгин, когда Хлопчик торопливо вышел.

– Давно, - признался с неохотой.

– Все тебе некогда.
– И этот критикует. Забыл мое добро, как я его возвысил.
– Все у тебя задачи глобальные. Но уж если что начал, хоть контролируй до конца.

– А ты у меня зачем?
– напомнил.
– Ладно, вот сейчас как раз и зайду. Потому что по пути.
– Спросил: - Что-нибудь выяснил с резиденцией?

Волгин вздохнул.

– Кое-что. Резиденций у нашего Губернатора аж шесть, не считая тех, что за пределами губернии. Самая подходящая - охотничий терем, в глуши. Там раньше охотбаза была. Но как туда тропу сыскать, никто не знает. Приближенные-то, доверенные лица, лакеи все эмигрировали в Заречье. Выяснил, что только профессор Кусакин может вспомнить, он в давние годы с охотоведом дружил, навещал его в глуши сосновой.

– Добро. Но до моего возвращения ничего не предпринимать. Все, я на рынок пошел.

Но на рынок можно было и не заходить. Ну разве что глаз и душу порадовать.

Чистота, порядок, Хлопчик даже туалеты на колесах сумел организовать. Но главное - никто никого не боится. Не суетятся продавцы, лихорадочно меняя ценники и срочно закрывая киоски, когда вдруг пронесется тревожной волной шепоток о какой-то проверке; не боятся покупатели, что их обсчитают (были два прецедента, сажать не стали, выгнали к едрене матери, на их место живо честные нашлись); не мелькают тут и там опасные лица бритоголовых качков; не заманивают в свои сети наперсточники и лотерейщики. Не шляются пьяные, не шныряют вороватые мальчишки, не просят подаяния нищие. Вообще как-то празднично здесь стало, по-хорошему базарно.