Закон

Вайян Роже

– У Тонио, - начал он, - у Тонио хорошенькая свояченица…

Все дружно уставились на Тонио, но тот даже бровью не повел, так и остался сидеть, как сидел: потупив глаза, положив обе ладони на край столешницы.

Выигравшему, то есть патрону, тому, кто устанавливает закон, дано право говорить то-то и то-то или не говорить того-то в того-то, задавать вопросы и самому отвечать на них вместо того, к кому этот вопрос обращен; хвалить и ругать, поносить, унижать, злословить, клеветать и бесчестить, а проигравшие, подчиняющиеся закону, должны подчиняться молча и безропотно. Таково главное правило игры в “закон”.

– Было бы недурно выбрать себе помощника, у которого есть хорошенькая свояченица, - продолжал Пиццаччо.
–

А если я назначу помощником Тонио, он, может, и уступит мне Мариетту…

Взгляды игроков были по-прежнему прикованы к Тонио. Все знали, что он пристает к Мариетте, а она его не хочет. И в самом Манакоре, и особенно в низине, среди этого обманчивого безлюдья, родня всегда начеку, так как наличие в семье женщин - сестер, своячениц, дочерей - сводит мужчин с ума. Пиццаччо умел бить без промаха: смотреть и слушать его, играющего в “закон”, было сплошное удовольствие. Тонио в своей белой свеженакрахмаленной куртке сидел по-прежнему неподвижно и молчал. Честь и хвала ему за это!

– Но если хорошенько разобраться, - тянул Пиццаччо, - если мне уж так приспичит заполучить Мариетту, я лучше к Бриганте обращусь…

Всем было известно, что Маттео Бриганте тоже вьется вокруг Мариетты, что он частенько заглядывает в дом с колоннами и что в ответ на его двусмысленные речи девушка вызывающе хохочет. Когда Тонио замечал на том конце моста, переброшенного через водослив озера, Маттео Бриганте, неторопливо шагающего к вилле дона Чезаре, он, хоть и боялся непрошеного гостя, не отвечал на его “здрасте”, и даже лицо у него каменело. Бриганте обожал девственниц. Женихи, поклонники, братья и отцы не отваживались напасть на рэкетира. Но когда затронута семейная честь, мститель, чего доброго, может и потерять рассудок. Потому-то Бриганте не расставался с садовым окулировочным ножом, наточенным до остроты бритвы, что превращало его в грозное оружие, но оружие, так сказать, официально разрешенное, так как в этом краю садоводов и огородников такой нож был обычным рабочим инструментом, опасным, но в то же время вполне отвечающим нормам закона, как, впрочем, и сам Маттео Бриганте - один из наиболее коварных мушкетеров садового ножа. Никогда Тонио не посмел бы напасть на него в открытую. И это тоже всем прекрасно известно. Поэтому-то все взгляды по-прежнему устремлены на Тонио.

– Уступишь мне Мариетту?
– обратился Пиццаччо к Маттео Бриганте.

– Только сначала сам колею проложу.

– Что же, путь будет еще глаже, - ответил Пиццаччо.
– Назначаю тебя своим помощником.

Послышался гул одобрения. Партия началась удачно, в открытую, без слюнтяйства, без сучка и задоринки.

И снова Тонио даже бровью не повел. Опять-таки хвала ему за это и честь!

После выбора помощника патрона приступают к заключительной части второго тура игры в “закон”.

Проигравшие платят. Американец, Австралиец, дон Руджеро и Тонио каждый дали трактирщику по тридцать лир.

Пиццаччо - патрон в этой партии - налил стакан вина и поднес его к губам. По правилам так начинается вторая часть второго тура “закона”.

– Королевское винцо!
– воскликнул Пиццаччо.
– А ну-ка, помощник, отведай!

Главный смак, пожалуй, в том, что Пиццаччо говорит хозяйским тоном с Маттео Бриганте, который в жизни на самом деле его хозяин. Это ниспровержение иерархических отношений - отголосок сатурналий Древнего Рима - особенно обостряет интерес к игре.

Бриганте наливает себе стакан, отхлебывает глоток.

– Просто грех, просто грех, - говорит он, - тратить такое винцо на свиней.

– Поступай как знаешь, - отвечает Пиццаччо, - ты мой помощник.

Бриганте залпом осушает стакан.

– Выпью-ка еще, - заявляет он.

– Что ж, это твое право, - отвечает Пиццаччо.

Бриганте наливает себе второй стакан. В кувшине всего семь стаканов. Значит, остается только четыре.

Случается иной раз, что патрон с помощником выпивают весь кувшин и даже стаканчика не предложат проигравшимся. Что ж, они в полном праве. Но особенно обостряется интерес, если приберечь

этот приемчик к самому концу игры, когда уже разыграны десяток партий и, если судьба плюс злое невезение будто нарочно сговариваются, чтобы какой-нибудь один или несколько игроков ни разу не попали в патроны или в помощники патрона и когда на их глазах те, кто устанавливают закон, молча осушают кувшин за кувшином, они окончательно ожесточаются. С этим оттенком нельзя не считаться. Но Пиццаччо с Бриганте слишком умелые игроки, чтобы использовать такой выигрышный трюк в начале партии, когда каждый еще владеет собой.

Бриганте медленно выпивает второй стакан.

– Я подыхаю от жажды, - говорит дон Руджеро.

– Поставим ему стаканчик?
– спрашивает Бриганте.

– Поступай как знаешь, - отвечает Пиццаччо.

Бриганте тут же наливает стакан дону Руджеро. Нет ни малейшего интереса томить дальше этого мальчишку, который живет-то большую часть года в Неаполе и глубоко равнодушен ко всем манакорским козням и сплетням; к тому же в силу благородного происхождения его вряд ли даже способны унизить отравленные стрелы остальных игроков. Сам-то он игрок весьма посредственный. Однако в игру его охотно берут, чтобы не раздражать, потому что он, если попросят, охотно дает свою “веспу”, свое каноэ, платит без лишних слов за выпивку, а также и потому, что, когда его захватывает игра, он способен на злобную выходку, а это для игрока в “закон” качество наиболее ценное.

В кувшине остается только три стакана.

– Поднесешь стаканчик?
– спрашивает у Бриганте Американец.

“Поднесешь стаканчик” - освященная временем формула, и с этой просьбой обращаться следует не к патрону, а к его помощнику. Таким образом, дон Руджеро нарушил правило, крикнув: “Подыхаю от жажды”. Но, принимая в расчет вышеуказанное, это в вину ему не ставится.

– Поставим ему стаканчик?
– спрашивает Бриганте у своего патрона по игре.

– Поступай как знаешь, - отвечает Пиццаччо.

– Не думаю, что стоит ему ставить стаканчик, - говорит Маттео Бриганте.
– Больно он скуповат. А нам не следует поощрять скупость.

– А он действительно такой скупой?
– интересуется Пиццаччо.

– Еще поскупее, чем его оливки, - отвечает Бриганте.

Скупость Американца, равно как и плачевное состояние его оливковой плантации, стала уже притчей во языцех. Разумеется, первое обусловлено вторым. Из Гватемалы Американец возвратился, что называется, на щите: он без конца рассказывал о знаменитых садах “Юнайтед фрут”, где работал управляющим. Он совсем забыл о лукавстве своих соотечественников-южан: торговец недвижимостью всучил ему втридорога оливковую плантацию, которая уже не плодоносила, - немудрено, что характер его испортился. Еще долго Бриганте и Пиццаччо посыпали солью его кровоточащие раны. Игроки и зрители не спускали глаз с Американца, который совсем позеленел. Ночью у него наверняка будет приступ малярии. Однако держится он пристойно, молчит, не суетится. Поиздеваться над ним, ничего не скажешь, приятно, но в качестве жертвы Тонио еще забавнее: самое увлекательное - это когда при посторонних бередят раны, нанесенные любовными неудачами.

– Поднесешь стаканчик?
– спрашивает в свою очередь Австралиец.

Он даже не просит, он требует, так как у них с Бриганте есть дела и поэтому над ним зря глумиться нет смысла. На своем грузовичке под ящиками с фруктами он может перевезти с десяток блоков американских сигарет, он их скупает по пути и каждый раз отчитывается перед рэкетиром до последней пачки, а тот таким образом может точно проверить, дают ли контрабандисты верные сведения или нет. Поэтому-то, как в случае с доном Руджеро, так и в случае с Австралийцем, самые, казалось бы, завзятые игроки входят в противоречие с требованиями игры: реальная жизнь подминает законы чисто зрелищного порядка, не существует на свете такой игры, какой управляли бы лишь собственные ее правила; даже в самых азартных играх, как, скажем, рулетка, тот, кто играет широко, не трясясь над каждым грошом, имеет больше шансов выиграть, чем тот, кто жмется.