Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага
Шрифт:
«Если и в других местах меня будут принимать таким же образом, – размышлял он, – то в Афины я вернусь не раньше чем через три года».
Наутро четвёртого дня стали собираться в дальнейший путь. Старший из корабельной команды Харет доложил Солону, что один с виду неказистый, невзрачный человек, просит взять его попутчиком до Крита.
– Коль просит, значит возьмём, – ответил хозяин корабля, – Не впервые делаем это, и надеюсь не в последний раз. Авось и какую-то пользу извлечем из него.
Тепло распрощавшись с провожавшими его кифносцами и отдав последние распоряжения экипажу, Солон взошёл на борт и занял
Спустя некоторое время, пред ним предстал действительно невзрачный человечек, как соизволил выразиться Харет. Можно даже сказать, что в оценке внешности этого человека Харет был излишне мягок, ибо перед владельцем корабля стоял редкостный урод – извращённое подобие человека, сатир без маски, которому не доставало лишь хвоста; живая обезьяна в человеческом облике, пародия людского облика.
– Такие человечки бывают разве только на изображениях древнейших амфор, – подумал афинский купец, сострадательно посмотрев на «несчастного». Однако тот себя подобным видимо не считал, скорее даже наоборот. Взгляд у него был таким уверенным, властным, словно именно он был хозяином корабля, а Солон лишь попутчиком. Долго не раздумывая, незнакомец бойко, с напором сказал:
– Ты купец, поэт и стратег Солон – владелец корабля, а я, – тут он сделал небольшую паузу, осмотрел себя, потом резко выпалил, – Эзоп! Оба мы плывём на Крит, ты – по делам торговым, а я – по своим собственным делам. Разница только в том, что ты на своём корабле, а я на твоём. Но корабль у тебя большой, места всем хватит.
«Ого! Мало того что он уродлив, так он к тому же страшно нагл, многоречив и болтлив, – в мыслях про себя изумился, глядя на него Солон. – С таким не соскучишься – в пути доконает. А речь его, сплошная парафазия, толком понять невозможно. Интересно, что же будет дальше?» – размышлял афинянин и продолжал смотреть «сквозь» Эзопа.
Тот в свою очередь ждал ответа купца, но, не дождавшись, потеряв терпение, снова простодушно выпалил:
– Так, я – Эзоп, может быть слышал?
– Вижу, что не Гомер и вовсе не Геракл, – всмотревшись в его лицо с наигранной жалостью молвил, наконец, Солон. – Слышать-то, слышал, но видеть, к счастью, – не доводилось. Впрочем, слышал я, вероятно, о другом Эзопе. Мало ли вас эзопов бродит по свету.
– Нет-нет! – упрекающе перебил его распалившийся уродливый коротышка, – я, тот самый Эзоп. Эзоп есть только один. Это у вас, ионийцев, десятки Солонов, сотни Мегаклов, тысячи Фрасибулов. А двух эзопов, быть не может и не должно. Я, Эзоп – только в единственном числе.
– Может оно и лучше, что ты в единственном числе. А то представлю себе, как по Элладе бродят тысячи таких Эзопов, так дрожь схватывает всё тело и голова идёт кругом. Но, впрочем, ты ведь не эллин, хотя сносно говоришь на ионийском наречии?
– Трудно сказать, кто я, сам того не знаю. Да и никто кроме богов, об этом не ведает. Что до наречий, то не только ионийским наречием владею, но и дорийским, эолийским, ахейским. А ещё я знаю языки египтян, вавилонян, фригийцев, лидийцев, карийцев, фракийцев. Но больше всего люблю языки птиц, лягушек, ослов, львов, кошек, собак, рыб, жуков, бабочек. Я ведь с ними тоже часто беседую.
– Если тебе верить, то ты смекалистый, всеведающий и всезнающий! Можно сказать очень состоятельный человек, – иронично подметил Солон.
– О, да! В этом смысле я богат, может быть самый богатый человек, из всех известных мне – радостно возвестил Эзоп.
– А в ином смысле? – прищурив глаз, неожиданно спросил Солон.
– Это в каком же? – подпрыгнул Эзоп.
– Ну, в смысле личного состояния, имущества? Где твой дом, земля, рабы? Даже твоей хламиде, как я вижу, не один десяток лет.
– Нет у меня никакого имущества. Всё моё имущество на мне и во мне. Всё моё состояние вот здесь! – и Эзоп постучал кулаком по своей лысой голове, – да и зачем оно мне, чтобы его украли? Вот ты говоришь, что моей хламиде десяток лет. Однако ты ошибаешься, афинянин, моей хламиде было всего три месяца, но её украли не далее как неделю назад, чтоб им пусто было! А вот эта, которая на мне, так ей может и все пятнадцать лет. Её кто-то потерял, а я нашёл. Но найти и украсть, это ведь согласись, – разные вещи.
– Я не удивлюсь, если и тебя самого тоже украдут, – рассмеялся Солон. – И поделом было бы тебе.
– Да кому я нужен? – возмущённо словословил Эзоп. – От меня как раз наоборот все избавляются. Был я рабом у нескольких господ. Так они меня задарма отдавали друг другу, лишь бы избавиться от такого имущества. Был я даже рабом у бывшего раба, так это ничтожество отказалось от меня, отпустив на волю. Но и на воле я, мало кому, нужен. Все бегут от Эзопа как от дурного знаменья или от проказы. Многие и в дом меня не пускают и на корабль не хотят брать, словно я человеческая хула, устрашающая рожа, или ударился головой о камень. Вот и на Кифносе месяц пришлось торчать по этой причине. А мне страсть как на Крит надо.
– Ты что же там, на Крите, потерял, или хочешь пообщаться с Минотавром, язык которого знаешь? Но надеюсь тебе известно, что наш Тесей давным-давно убил этого человеко-быка. Остался только лабиринт. Смотри, Эзоп, если войдёшь в него, то обратно не выберешься. И не поможет тебе даже твоё изощрённое злоязычие. На Ариадну тебе надеяться, как догадываешься, не приходится.
На удивление Солона Эзоп на сей раз смолчал.
– Оказывается, ты и молчать умеешь, – поддел его афинянин, – это просто удивительно, когда ты безмолствуешь.
Но Эзоп и теперь помалкивал и смотрел мимо Солона куда-то вдаль – в сторону Крита. Видимо, что-то тревожило его или он поддался давним воспоминаниям. Чтобы поддержать острую беседу Солон спросил его:
– И всё же, Эзоп, к чему твои одинокие странствия, кто не даёт тебе покоя, что ты невмоготу слоняешься по свету? Мне – так мой корабль и оливковое масло. А тебе?
– Не хитри, Солон. Не в оливе и не в корабле дело. Это всего лишь прикрытие и ты лучше меня знаешь об этом. Плывём же мы, можно сказать, с тобою, по одной и той же причине. И конечно не в поисках серебра и злата, а в жажде неизведанного, в поисках опыта, мудрости и знаний. Впрочем, и то, и другое – богатство, с той лишь разницей, что первое можно в любое время потерять, как я потерял новую хламиду, а второе – всегда остаётся при мне, как моя лысая голова. Жаль только, что первым интересуются все люди, а вторым – немногие.