Законы отцов наших
Шрифт:
— А миссис Эдгар время от времени навещала вас или Нила?
— Да, она не забывала нас.
— Когда она приезжала в округ Киндл в последний раз?
Сенатор сморкается в платок и, подняв голову, сообщает, что она приезжала на День труда и осталась на несколько дней, чтобы сделать покупки в городе.
— Миссис Эдгар по-прежнему проявляла интерес к вашей политической карьере?
— Ее дом находится в Висконсине. Она предпочитала сельскую местность. Однако я всегда прислушивался к ее советам. Она была в курсе моих дел.
—
Хоби возражает, и вполне справедливо, на том основании, что ответ на этот вопрос является показанием с чужих слов. Затем Томми переходит к событиям шестого и седьмого сентября, и Хоби постоянно ставит ему палки в колеса, ссылаясь на свидетельство по слуху. Большинство протестов обосновано, и мне придется их удовлетворять. Положения уголовно-процессуального кодекса, позволяющие свидетелю давать показания относительно намерений, высказанных другим человеком, но запрещающие делать это относительно того, что сам человек рассказывал о своих действиях в прошлом, кажутся репортерам и зрителям бессмысленной казуистикой. Эдгару разрешается сказать, что утром седьмого сентября его вызвали в сенат, но в то же время ему нельзя передавать содержание разговоров с сотрудниками канцелярии или свидетельствовать о том, что он попросил Джун встретиться с Хардкором вместо себя.
Я разрешаю приобщить к делу записку, найденную в ее сумочке, где были записаны инструкции Эдгара. В уголке бумажки — пятно ржаво-коричневого цвета — засохшая кровь. Этот вещдок мне подают в полиэтиленовом файле. На листке из отрывного блокнота неровными линиями нарисована схема улиц и написаны слова: «Хардкор. Орделл Трент. 6.15». В конце концов, исходя из того, что свидетелю разрешается давать показания относительно своего психического состояния, я разрешаю Эдгару объяснить, почему он попросил Джун встретиться с Хардкором, несмотря на то что ему нельзя передавать содержание разговора с ней.
— Я полагал, — говорит Эдгар, — что она осознает потенциальное значение встречи с Хардкором и поймет, что очень важно, чтобы кто-то увиделся с ним лично.
— А почему вы считали, что это очень важно?
— Я не хотел оскорблять его, — отвечает Эдгар, стараясь держать себя в руках.
— Утром седьмого сентября вы увиделись с миссис Эдгар примерно в половине шестого и больше ее не видели? То есть это была ваша последняя встреча?
— Последняя.
Томми делает паузу, чтобы аудитория как следует прониклась трагизмом ситуации.
— Хорошо, а теперь я хотел бы выяснить следующее: в тот день, седьмого сентября, вас допрашивал детектив-лейтенант Монтегю. Вы помните беседу с ним?
— Да, помню.
— И, сэр… — Томми кладет файл на стол и скрещивает на груди руки. — Вы были до конца откровенны с лейтенантом Монтегю, когда разговаривали с ним? В чем именно вы были с ним не до конца откровенны?
Хоби возражает.
— Мистер Мольто выражает недоверие к собственному
Вот уже сорок лет, как адвокатам и обвинителям в этой стране разрешается подвергать сомнению достоверность показаний собственных свидетелей. Хоби прекрасно знает об этом. Он просто хочет сбить Мольто с набранного темпа, и я жестом показываю ему, чтобы сел, поскольку его возражение в данном случае совершенно необоснованно.
— Он спросил меня, знаю ли я, с какой целью Джун отправилась на Грей-стрит… И сначала я ответил ему, что мне об этом ничего не известно.
— А почему вы дали такой ответ?
Хоби опять заявляет протест. Теперь он реабилитирует своего собственного свидетеля.
— Вы намереваетесь подвергнуть свидетеля перекрестному допросу на эту тему, мистер Таттл?
Хоби отводит взгляд в сторону. Он ищет зацепку и никак не может найти.
— Разумеется, — произносит он наконец.
— Тогда вы можете выслушать полный реабилитирующий ответ. Продолжайте, доктор Эдгар.
— Мне очень не хотелось раскрывать свою политическую связь с Хардкором. Я осознавал, что отношение к этому будет весьма противоречивым. И я не думал, что это имеет какое-либо отношение к смерти Джун.
У меня нет сомнений, что Мольто подробно обсуждал со свидетелем ответ на этот вопрос, однако он очень удачный. Политическое самосохранение, говорит Эдгар. Он не хотел, чтобы его имя публично связывали с «УЧС». Однако в какой бы красивой упаковке это ни преподносилось, здесь впервые узнается Эдгар той, прежней, поры. Он был всегда способен принять холодное, расчетливое решение. Так и теперь. Джун мертва, ей все равно уже ничем не поможешь, так зачем пачкать свою репутацию?
Томми прохаживается некоторое время в молчании, устремив взгляд вниз.
— Сенатор, разрешите мне затронуть одну из последних тем. Я уверен, что мистер Таттл все равно поднимет ее. Насколько мне известно, вы сказали полиции, что вам не известны мотивы, которые могли бы побудить вашего сына причинить вам какой-либо вред. Это верно?
— Такова моя точка зрения.
Томми ритмично кивает так, словно ответ его полностью удовлетворяет.
— Сенатор, позвольте мне еще раз вернуться к вашей встрече с лидерами группировки организованной преступности в лимузине. Вы проинформировали вашего сына, что собираетесь предложить Ти-Року и Хардкору придать их деятельности политический характер…
— Он заявил, что я ничего не упоминал об этом. Как я уже сказал, я достаточно часто обсуждал с ним эту тему за последние годы, однако нужно думать, что он оказался менее внимательным, чем мне хотелось бы.
— Впоследствии он говорил вам, что ваше намерение оказалось для него совершенно неожиданным?
— Да, говорил.
— И каково было его эмоциональное состояние, когда он сказал вам это?
— Он был вне себя.
— Вы не можете припомнить, что он сказал?