Законы отцов наших
Шрифт:
— Я же говорил, что помню вас, — говорит Сет. — Вы живете по ту сторону Университетского бульвара.
— Я жил на стороне черных, — отвечает Айрес.
Поправка не играет никакой роли, и каждый из них отлично это понимает. В пятидесятые годы негритянские врачи, адвокаты, инженеры и преподаватели думали, что им наконец-то удалось переправиться через реку и выйти на берег настоящей Америки.
— Вы всегда крутились у Гарни на кухне. Вот что я помню. Я помню вас хорошо. — Айрес с помпезностью Санта-Клауса отступает на пару шагов назад, чтобы получше рассмотреть Сета и поразмыслить над тем, удалось ли ему произвести выгодное впечатление этой демонстрацией своей сильной памяти. На нем кирпично-красный пиджак спортивного покроя с залоснившимися до блеска плечами и старый
Ошеломленный Сет не знает, как ему отреагировать на такое предположение, и полминуты удивленно смотрит на Айреса, а затем разражается горьким смехом. За все эти годы еще никому не приходило в голову объяснять смену имени таким мотивом. Меланхолия, овладевшая им, способствует тому, что Сет чуть было не поддается соблазну предаться самобичеванию. В конце концов он не соглашается с трактовкой Айреса, но тот, уверенный в своей правоте, продолжает гнуть свою линию:
— Я знавал пару еврейских парней, которые поступили именно так. С одним я учился вместе на юридическом факультете — как же звали того проходимца? Ах да, Абель Эпштейн. Он стал Арчибальдом фон Эппсом. Можете себе представить? Я даже завидовал ему, должен сознаться. Время от времени. Не смотрите на меня так. Черт возьми, да я тоже сменил бы имя и покончил с этим. Вы правы, я бы сделал это. И не боюсь признаться в этом. Все дело в том, что черный не может сменить имя. Правильно? Как бы я ни назывался — Тайрон, Малькольм, Икс или «Сбегай туда, принеси это», — все равно любой белый за три квартала увидит цвет моей кожи. Одна их половина боится того, что я есть тот, кто я есть, а другая — что я сам такой же бандюга, как и те, чьи интересы защищаю. И ничего здесь не изменится, сколько бы веков ни прошло. Веков.
Сет понимает, что спорить с ним бессмысленно. Эта тема не выходит из головы у Джексона всю его жизнь.
Сета выручает Дубински. Никогда не перестающий думать о деле, Стью хочет поговорить о процессе, надеясь застать Айреса врасплох. Стью и в голову не приходит, что для такого разговора следовало бы выбрать если не другое место, то другое время уж точно. Жизни обычных людей, даже в наиболее трагические моменты, имеют для него меньшее значение, чем новости, особенно те, что пахнут жареным.
— В политическом плане это не имеет никакого смысла, — говорит он Айресу, возвращаясь к их спору насчет Эдгара. — Неужели губернатор одним прекрасным утром освободит Кан-Эля из каталажки, а на следующее уже встретится с ним за деловым завтраком? Невозможно. И всегда было невозможно.
— Ничего не могу сказать на сей счет. Наверное, вам виднее. Все вы, журналисты, — Джексон произносит последнее слово с насмешкой, — все вы сильны задним умом.
Настроенный, как всегда, на конфронтацию, Джексон начинает покачиваться с пятки на носок, возвышаясь над Дубински. Неожиданный и безрезультатный конец процесса остается темой сплетен и пересудов. У каждого своя теория насчет того, куда подевался Нил, жив ли он еще и кто мог убить его, а также насчет той роли, которую сыграл Эдгар в том преступлении, и его будущего в политике. Согласно одной теории, автором которой, по мнению Сета, является Дубински, Эдгар вряд ли будет выдвигать свою кандидатуру на следующий срок.
Однако странно то, что все это Сет слышит как некий посторонний шум, вроде разговора, свидетелем которого стал случайно. Никто не разговаривает с ним напрямую. У Сонни, Хоби, Дубински — у всех есть секреты, размышления, которыми они не хотят делиться. Что же до самого Сета, то его посещали причудливые фантазии. Например, они с Эдгаром случайно встречаются на улице в Дюсейбле. Возможно, они просто будут смотреть друг другу в глаза до тех пор, пока кто-нибудь не потупит взгляд первым. А может быть, Сет не выдержит и ударит его. Однако скорее всего у них состоится короткий, но исчерпывающий разговор, в котором
— Так, значит, вы думаете, Эдгар действовал не в одиночку, а вышел с этой инициативой на самый высокий уровень? — спрашивает Дубински. — Вообще-то в этом деле что-то не так. Мой редактор советует мне: «Брось ты его», — но, знаете, от него отдает специфическим душком округа Киндл.
Сет думает о Дубински. Он подает лучшее блюдо в городе. Вы читаете его, вы думаете: «Боже мой, может быть, все так и обстоит в действительности». Однако это не так. Сет с удовольствием жил бы в мире Стью Дубински, считая, что все зло — результат козней, которые строят мерзкие старики, сидящие в задних комнатах. Было бы чудесно, если бы люди действительно были такими всемогущими, если бы доминирующей силой Вселенной не являлся хаос. Однако Сет на собственном опыте постиг обратное. Ты останавливаешься на углу улицы, а тридцать секунд спустя маленький мальчик, сидевший рядом с тобой, уже мертв.
Слушая Стью, Джексон Айрес фырканьем выражает свое несогласие.
— Нет? — спрашивает Стью. — Тогда что же было на самом деле?
Он делает шаг вперед. Однако Джексон играл в кости на многих углах и видывал игроков почище Дубински. Он просто качает головой:
— Я скажу вам, как все было. Так же, как бывает всегда. Мой клиент сидит в тюрьме, отбывая двадцать лет за убийство, а белый парень начинает нести всякую околесицу. Вот такие дела. — Джексон опять поднимается на мыски и затем, чтобы окончательно развеять сомнения относительно несправедливости обвинений, предъявляемых Хардкору, добавляет: — Если этот малый невиновен, тогда скажите мне, почему он сбежал?
Сказав это, Джексон отходит в сторону, и Сет следует его примеру. Несколько минут он проводит в обществе Сонни и ее друзей, Соломона и Марты. У Марты огромный живот. Она ждет ребенка и вся лучится радостью по этому поводу. Здесь, в переполненной людьми гостиной, слишком жарко и душно, и Марта чувствует себя не слишком комфортно. Когда она обнимает Сета, он видит, что ее лицо густо усыпано капельками пота. Сет принимает их соболезнования и двигается дальше, обходя гостиную по кругу и выражая благодарность другим гостям.
Дик Бэрр, один из влиятельнейших людей в редакции «Трибюн», тоже здесь. Конечно, ему хочется переманить Сета, и он будет обещать ему золотые горы, но в то же время он порядочный человек, и его соболезнования звучат вполне искренне. Бэрр говорит, что Дубински отдал ему тексты надгробных речей и они обязательно поместят некролог в газете. До того как к ним подошел Сет, Бэрр и его помощник Форчун Рейл беседовали со старшими братьями Люси — Дугласом, или попросту Диком, банкиром, и Джиффордом, управляющим пенсионным фондом. Оба живут в округе Гринвуд и являются членами организации WASP — белых протестантов англосаксонского происхождения. Эта организация когда-то ставила перед собой грандиозные цели и задачи, но теперь дышит на ладан. Сет дружит со своими шуринами и дорожит этой дружбой. Несмотря на то что Сет в своей колонке иногда позволяет себе пройтись насчет их любви к дорогим яхтам, эксклюзивным клубам, их непреодолимого пристрастия к алкоголю, который каждому мужчине открывает дорогу в океан эмоций.
Когда родители Хоби встают и идут к выходу, Сет тут же спешит к ним. Они опять обнимаются, после чего Сет провожает их до калитки и долго смотрит им вслед. Затем поворачивается и смотрит на маленький кирпичный домик своего отца. Странное дело — наследство, думает он. Тебе вдруг достаются стены, которые когда-то хотел покинуть навсегда. Через маленькое окошечко в двери он смотрит на крошечную прихожую. Мрачные стены коридора, где вечно стоит спертый воздух, вот уже сорок лет не знали краски благодаря маниакальной тяге его отца экономить на всем. Теперь они приобрели музейную ценность, как бы проистекающую из того простого факта, что их почти полувековой возраст имеет какое-то особое значение.