Законы прикладной эвтаназии

Скоренко Тим

– Всё, выбирайся наружу! – Певзнер спешит ей на выручку.

В этот миг дверь машины неожиданно закрывается сама – перед его носом. Майя – внутри. Машина начинает жужжать, индикаторы моргают.

– Вытащите её оттуда! – кричит Певзнер.

На камере – метание пучков ионов.

Гречкин лупит по кнопке экстренной остановки агрегата.

Через пять секунд приёмная камера пуста. Ни Майи, ни чертежей.

– Она работает, – рассеянно говорит Ник. – Правда, я не понимаю, как она работает без заданных координат.

– И

куда она отправилась? – Певзнер зло смотрит на Карла.

Карл с ужасом смотрит на координаты.

– Я этого не ставил, – говорит он.

Марк, покачиваясь, идёт в глубь лаборатории.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – говорит он.

– Смотрите, – Ник показывает на клетку с мышами.

Все оборачиваются.

– Их тут десять, – говорит Ник. – Мы взяли одну для опыта, и их стало девять. А теперь – снова десять.

– У нас хоть одна камера смотрит на клетки? – зло спрашивает Марк.

9. Майя

Россия, Москва, 18 декабря 2618 года

1

Майя открывает глаза. Над ней – незнакомые лица. Все – среднего возраста, тридцать пять-сорок лет, мужчины.

– Добрый день, госпожа Майя, – приветствует её один из них.

Он постарше, с седой аккуратно подстриженной бородкой.

Майя смотрит на себя: она одета в больничный комбинезон образца двадцать седьмого века. И ещё она чувствует непривычное зудение в ухе. Комм работает. Работает определитель координаты, у неё снова есть доступ к всемирной базе данных. Значит, она вернулась в своё время.

– Какое сегодня число?

– 18 декабря 2618 года, госпожа Майя. Общество хранителей времени выполнило свою миссию.

– Который час?

– Десять часов двадцать две минуты. После пробуждения вы пробыли без сознания порядка трёх часов. Мы намеренно разбудили вас чуть раньше указанного срока, чтобы было время адаптироваться.

– Где я?

– В Нижней Москве. Географически место соответствует тому, где вы засыпали. Сегодня этот район называется Улиткино.

Майя пытается сесть, но получается не сразу. Мужчина помогает ей.

– Меня зовут Владимир Санкевич, я исполняю обязанности руководителя общества хранителей времени. Точнее, исполнял до сегодняшнего дня. Наша функция выполнена, теперь мы вправе вернуться к нашим обыденным обязанностям.

Майя сидит на кровати.

– Вы хранили меня все шесть веков?

– Да. Все указания для нас были оставлены основателем общества Александром Волковским. Он был идейным центром общества и его первым руководителем. Хотя, насколько я понимаю, вы были знакомы с ним лично.

– Была… Почему мне не хочется есть?

– Мы ввели вам питательный раствор, вы будете сыты около суток.

Майя чуть улыбается.

– Я забываю, что снова нахожусь в

своём времени.

И она понимает, что всё позади. Позади страшный Исии Сиро, жестокий Иосимура, спокойный и аккуратный Морозов, расчётливый Волковский. Все они давно умерли, а она снова в своём собственном времени. Она стала старше на год – телесно. И на пару десятков лет – духовно. Певзнер, Гречкин, вся эта компания представляется ей каким-то детским садом.

Майя пытается встать. Ноги слушаются с трудом.

– Ничего, сейчас пройдёт, – говорит Санкевич, – все двигательные функции должны были восстановиться за время вашей искусственной комы. Когда анабиозис стал распространённой и доступной технологией, мы доработали систему. То есть не мы, – он обводит рукой присутствующих, – а наши деды.

В помещении, помимо Санкевича, ещё четверо мужчин.

– Сколько всего хранителей?

– Пятеро. Здесь мы все: я, Стас Самойлов, Патрик Кэннон, Николай Владимирский и Клаус Сколски.

Мужчины по очереди склоняют головы.

Майя чуть краснеет.

– Не беспокойтесь, Майя. Пока вы были в анабиозе, и тем более без сознания после пробуждения, вы выступали для нас только в качестве медицинского объекта.

Санкевич помогает девушке подняться. Майя вспоминает его слова о Волковском как об основателе общества. Хитрый, хитрый старик. Он каким-то образом стёр даже память о настоящем основателе, Александре Войченко, который в середине двадцатого века привёз документы в СССР. Ну и ладно, какое ей теперь дело до событий давно минувших лет.

Они переходят в другую комнату. Она уже не напоминает медицинскую лабораторию – тут уютная обстановка, диваны для отдыха, столики, аудиосистема на стенах.

– Вы можете переодеться в той комнате, – Санкевич указывает на дверь в дальнем конце.

– Спасибо.

Это обычная маленькая спаленка с большим открытым одёжным шкафом во всю стену. Правда, одежды немного – два платья, несколько женских комбинезонов, брючные костюмы. И вдруг Майя понимает, что это её одежда. Та самая одежда, которую она носила, когда жила в этом времени. Она снимает больничный комбинезон, надевает нижнее бельё (довольно страшненькое – чувствуется, что выбирал мужчина), расклёшенные брюки (встроенная электроника выравнивает их по фигуре), свободную блузку. Да, вся верхняя одежда – точно такая же, какой она её запомнила.

Майя выходит из комнаты и с ходу спрашивает:

– А откуда…

Санкевич предвосхищает её вопрос.

– Майя, вы родились в этом времени двадцать один год назад. Общество хранителей внимательно следило за вашим отцом, а затем за вами. Мы знаем, во что вы одеваетесь, какие духи предпочитаете и как причёсываетесь. Мы даже знаем, какую музыку вы слушаете и каких художников любите.

– С нижним бельём вышел прокол, – улыбается Майя.

– Вы правда хотели бы, чтобы мы знали и это?