Законы прикладной эвтаназии
Шрифт:
Потом новый виток страха. Я боялась, что меня задержат на границе. Боялась, что мне придётся прожить всю жизнь в двадцать первом веке. Боялась Волковского, потому что никогда не могла понять, что у него на уме. Потом страх проник в моё сердце, когда арестовали Морозова, и ещё больший страх – когда я узнала, за что его арестовали. Последний всплеск страха был, когда он покончил с собой. Это был страх не за себя и не за него. Это был аномальный, нечеловеческий страх, который невозможно объяснить. Он просто был – и всё.
Майя смотрит на лица сидящих перед ней
– Только не перебивайте. Слушайте всё, от самого начала до самого конца. Вам придётся поверить тому, что я расскажу. Просто поверить на слово.
И начинает рассказывать.
5
Они и в самом деле не перебивают. Перебивать тут нельзя: молчание – лучшая поддержка. Они смотрят на неё, и она по глазам каждого видит, что ей верят. Можно ли это придумать? Нет.
Только теперь все замечают, что Майя изменилась. Внешне – совсем чуть-чуть. Чуть больше стали круги под глазами, сами глаза будто увеличились, заострились черты лица, отросли волосы (хотя не слишком сильно – Майя была у парикмахера в двадцать первом веке). Основные изменения – в её глазах, в её взгляде. Он стал взрослым. В нём нет детского задора и игры, нет желания делать всё весело, нет свободы. У неё появилось желание оценивать окружающий мир. Желание понимать его законы, а не просто жить по ним.
Когда она ставит точку и говорит последнюю фразу, Марк спрашивает:
– Что мы можем сделать для тебя?
Правильный вопрос. Он задан вовремя и к месту.
– Не знаю. Но вечером я буду говорить с отцом. Того, что он хочет сделать завтра, нельзя допустить.
Марк кивает.
– Да, ты права. Но сейчас все козыри – у тебя. Мы вряд ли можем повлиять на твоего отца больше, чем ты сама.
– Это верно. Но вы должны быть за моей спиной. Чтобы поддержать меня, если я буду падать. Слишком долго за моей спиной никого не было.
– Мы будем.
Марк протягивает руку. Карл кладёт сверху свою. За ним – Ник. Затем – Гречкин. Потом – Стас. Последней – Майя.
Часы показывают четыре. Рассказ занял около трёх часов.
– Перекусить? – спрашивает Карл. Все согласны.
Он заказывает еду. В ожидании доставки свою часть истории рассказывает Стас. Рассказывает про общество хранителей времени, про то, как они берегли Майю в течение шести веков, как сохраняли тайну анабиозиса.
– И что, – удивляется Ник, – никто не пытался использовать анабиозис себе во благо?
– Пытались, – говорит Стас. – Триста лет назад. Один из хранителей сделал фотокопии чертежей, оцифровал их и хотел продать кому-то. Но его поймали.
– И что?
Глаза Стаса превращаются в лёд.
– Наказали. Больше он ничего никогда не воровал.
– Понятно.
Робот доставляет еду примерно через десять минут. Они едят за большим столом в центре лаборатории. Майе не хочется есть – полученная утром доза питательного концентрата будет действовать ещё долго. Она вяло отщипывает кусочки от дымящегося мяса, приготовленного по какому-то восточному рецепту.
– Что ты скажешь отцу? – спрашивает Гречкин.
– Что он не прав.
– Не думаю, что он откажется от дела всей жизни за день до его успешного завершения.
– Значит, скажу это как-то иначе.
Гречкин замолкает. Он видит, что Майя не хочет говорить об этом.
Рядом с ней он чувствует себя ребёнком. Маленьким и неразумным. Он понимает, что между ними уже всё кончено. Бесповоротно. Более того, он понимает, что виноват сам.
Майя смотрит на него не как на мужчину, но как на сына. Как на воспитуемого. Ещё утром всё было иначе. Но для неё – в это невозможно поверить – прошёл год. Что для них – пять минут, для неё – год, чёрт побери.
Год жизни. Год страха.
– Во сколько ты встречаешься с отцом? – спрашивает Марк.
– В шесть.
– А если он не станет тебя слушать?
– Есть ещё надежда на хранителей времени. Они сейчас пытаются выйти на Якобсена. Если сумеют выйти – позвонят.
– Президента Европы?
– Да.
– Это ещё маловероятнее, чем успех с Варшавским.
Майя грустно кивает.
– Есть ещё один вариант, – говорит Гречкин.
Все поворачиваются к нему.
– Мы знаем, кто работает сегодня в «Антивринкле»? Кто ставит эксперименты на животных и ждёт, когда разрешат перейти на людей?
– Нет, – отвечает Майя. – Это тайна за семью печатями. В смысле, место, где находится лаборатория.
– Но мы знаем, где головной офис компании.
– Да.
– Значит, пока хранители ищут выход на Якобсена, мы можем попытаться выйти на лабораторию «Антивринкл».
– И что?
– И прощупать, как там дела.
– Даже если взорвать лабораторию вместе с врачами, это лишь отсрочит начало экспериментов, – вставляет Стас.
– Кстати, да, – тянет Гречкин. – Взорвать.
– Мы не террористы! – возмущается Марк.
– Мы – необходимое зло, – говорит Гречкин, в глазах у Майи уважение. Кажется, ещё не всё потеряно.
Некоторое время царит молчание.
– И как ты думаешь это провернуть? – спрашивает Ник.
– Просто, – отвечает Гречкин. – У нас есть доступ к антиматерии?
– Да, – говорит Марк.
– Значит, с помощью антиматерии. Это самая простая и доступная нам взрывчатка.
– Дистанционный доступ?
– Да.
– А как пронести антиматерию в лабораторию, если она хорошо охраняется?
– Если антиматерии достаточно, то вносить вещество внутрь не понадобится.
– Купол, – говорит Стас. – Антиматерию использовать нельзя – повредите купол, причём серьёзно.
– Нужен направленный взрыв.
– Ударное ядро из антиматерии?
– Да.
Майя смотрит на этих людей с изумлением. Утром они пытались построить машину времени и принести пользу науке, а к вечеру превратились в террористов.
– Стоп, – говорит она. – Давайте поступим так. У нас есть первая ступень – отец. Вторая – Якобсен. Третья – террор. Причём третья вряд ли станет решением, даже если мы найдём местоположение лаборатории «Антивринкл». Значит, сейчас ваша задача – просто поиск.