Закопайте Эльминстера поглубже
Шрифт:
Она отпустила его точно так же неохотно.
Направляясь в туалет, он проворчал:
— Из тебя выйдет отличная танцовщица в маске.
— Нет, — ответила Шторм, поднявшись на локте на смятой постели. — Из тебя.
Эльминстер повернулся кругом, чтобы посмотреть на неё, подняв бровь с молчаливым вопросом.
— Эл, — мягко спросила она, — почему бы тебе не изобразить танцовщицу? И изменить мне лицо и эти серебряные волосы, которые делают меня такой заметной, и окутать себя синим огнём? Тогда это будут две женщины, а не «эта среброволосая — Шторм, а значит, мужчина с ней наверняка
Эл моргнул.
— Ох, ну. Так будет лучше. Хорошо подмечено, подруга. Да, так мы и поступим.
Шторм улыбнулась, не пытаясь скрыть своё довольное удивление.
— Ого. Наконец–то прогресс.
Ответом Эльминстера, направляющегося в туалет, стал грубый звук.
Шторм засмеялась и перекатилась на спину, широко разбросала руки, ноги и волосы по кровати и потянулась.
Она как раз слабо постанывала, покачивая своими уставшими от прогулок по мостовой ступнями — в ответ они сразу же заныли — когда услышала звуки, безошибочно свидетельствующие о том, что охранники гостиницы впускают кого–то в комнаты Мирта.
Выскочив из постели, она завернулась в мантию и вышла в переднюю, где Амарун и Арклет с улыбками приветствовали по–прежнему клюющего носом Мирта.
Который, видимо, провёл ночь, храпя в самом массивном из имеющихся кресле, после того, как взял своё и распустил всех девок, а потом сполна вознаградил себя содержимым лучших графинов из буфета лорда Хелдерстоуна. Сейчас пустые графины усеивали ковёр вокруг его рваных сапог.
— Боишься, что потеряешь всё это, когда перестанешь быть лордом Хелдерстоуном? — спросила Шторм, махнув рукой на ряды пустой посуды.
Арклет хмыкнул, но Мирт отозвался рычанием, которое было всего лишь чуточку более весёлым, чем мрачным. Затем его глаза сфокусировались на ней, и он просиял, немного поднявшись в кресле, чтобы лучше разглядеть скудно одетую Шторм.
— Вот такой наряд мне по душе, госпожа. Ты, наконец, поддалась на мои чары?
— Нет, — нежно отозвалась она. — Я наконец–то немного поспала. И в отличии от некоторых старых пройдох мне нравится иногда выбираться из одежды, в которой пришлось провести несколько дней подряд. Это немного развлекает вшей.
Мирт начал чесаться.
— Никогда не видел смысла развлекать вшей, подруга, — проворчал он. — А вот червей…
— Червей? Только мне показалось, что кто–то обсуждает завтрак! — вмешался Эльминстер, показавшийся в дверях позади Шторм. — Но я не чую ничего скворчащего.
— О, разве? — ухмыльнулся им обоим Мирт. — Бьюсь об заклад, вчера в той спальне кое–что скворчало.
Шторм закатила глаза.
— Как часто тебе приходится терять последние деньги в глупых спорах, интересно? В любом случае, где твоя повариха?
Она прошла на кухню — и застыла на месте.
Со сковородки над холодным очагом на неё в ужасе смотрела отрубленная голова поварихи, покрытая дюжиной жадных мух. Тот край комнаты был залит кровью, но тела нигде не было видно.
— Кто–то послал
Они бросились посмотреть — и Амарун отпрянула, Арклет вздрогнул, Эл и Мирт помрачнели.
— Самое время лорду Хелдерстоуну исчезнуть, — пробормотал Эл. — Похоже, у него есть и другие старые враги среди знати.
Он посмотрел на Мирта.
— Прости, старый друг.
Мирт пожал плечами и ухмыльнулся.
— А где её тело? — спросил Арклет, оглядывая измазанную кровью кухню.
— Из него сделали нежить, — сухо ответила Шторм, — или где–то бросили, чтобы скомпрометировать нас в глазах Короны. Давайте уходить.
Прогуливаясь по проклятому крылу королевского дворца иногда можно было наткнуться на окно с упавшими шторами, впускающее внутрь яркий солнечный свет.
Сияние, что лучами падало во мрак пустынных галерей, освещая густую пыль, висящую в воздухе подобно лениво кружащемуся снегу.
Тарграэль нравилось проклятое крыло. Для неё оно было домом в куда большей степени, чем чистые, многолюдные и шумные палаты, где работали, ходили и разговаривари придворные.
Но этот конкретный уголок заброшенной части дворца она посетила не ради праздной прогулки.
Годами она прислушивалась к сплетням о том или ином спрятанном тайнике с волшебным оружием. Большая их часть была преувеличена, со временем превратив мерцающий кинжал или спрятанное в полой ножке кровати кольцо в небольшой арсенал, хранящий многочисленные летающие доспехи и статуэтки, которые превращаются в рычащих львов или ездовых драконов, но несколько дворцовых сокровищ Тарграэль находила сама и узнала достаточно, чтобы понять, где находятся крупные схроны. Или находились прежде.
Особый интерес представлял «марширующий в синем пламени», упоминавшийся в древней описи сокровищ, которыми когда–то публично хвастался Мятежный принц Салембер, и которых, похоже, никогда больше не видели. Тарграэль надеялась, что пятеро мудрецов, которые на протяжении вот уже многих лет тайно сравнивали дворцовые записи, что–нибудь отыщут… и похоже, наконец они отыскали.
Ничего особенного, просто строчка в конце заметки Йорунгаста: «Самого грозного стерегут три колонны». Большинство решили бы, что это туманная строчка ничего не значит, но только не эта леди старший рыцарь.
Во всей этой части дворца была лишь одна колонна, изваянная в подобии трёх расположенных треугольником сливающихся колонн.
Колонна подобно форштевню стояла там, где от главного здания дворца отходило крохотное крыло в три комнаты длиной. На всех пяти этажах этого крыла некогда жили старшие боевые маги, ремесленники заклинаний и исследователи, которые были слишком стары, чтобы путешествовать по стране и выходить на поле боя.
Юный Палагард, когда был ещё принцем, однажды написал юной леди, которая привлекла его внимание, записку, где говорилось следующее: «Если вам потребуется спрятаться, колонна Друса широко отворится». Так вот, в одной из тех комнат однажды обитал боевой маг по имени Джерет Ардрус, и тройная колонна должна была служить концевой стойкой с тыльной стороны кладовой комнаты Ардруса — Друса.