Залечишь мои раны?
Шрифт:
Снежана не оборачивалась, продолжая смотреть в окно, но прекрасно представляла сейчас перед собой лицо Марка, а еще ближе видела картинки тех дней, воспоминания оживали перед глазами, возвращая ее туда.
— Дима, это мой брат, как ты мог догадаться. Я ведь уже говорила о нем? — Снежана сощурилась, вспоминая. — Да, говорила. Тогда, на базе. Но это не важно. Стой у руля не Ярослав, они бы прогорели. Не смертельно, конечно, тогда им особо нечего было терять, но постепенно, появлялись новые возможности, они правильно их использовали, росли… росли… И вот, Слава и Дима больше не просто Слава и Дима, а люди, заказывающие музыку в городе и не в одном.
— Но это не твоя история, — Марк перебил ее тихим замечанием, боясь спугнуть и в то же время не в состоянии справиться с осознанием того, что она пытается ходить кругами вокруг главного, не решаясь сделать шаг внутрь этого круга.
— Почему же? — девушка вновь оглянулась, кривя губы в грустной улыбке. — Очень даже моя. Имей терпение. Так вот, они росли, взрослели, рисковали и получали от этого
Слово «любовь» она протянула, пробуя его на вкус. В ее исполнении получилось горько.
— У меня вдруг осуществились мечты, а он получил желаемое. Тогда он желал меня. Знаешь, ему и долго ухаживать-то за мной не пришлось, впрочем, тебе ведь тоже не пришлось. Я когда его видела, у меня уже сердце из груди выскакивало и ноги тоже подкашивались. Сейчас кажется — глупости, глупости романтичных дурочек, но я такой и была. Жутко романтичной и жуткой дурой. Это были мои первые отношения. Настоящие, серьезные, такие, чтоб на всю жизнь. Я уже в шестнадцать знала, как назову наших детей, какие имена созвучны с отчеством Ярославович, какой красивой будет наша доченька с голубыми глазами и кудрявый сын. Я была самой настоящей дурой!
Материализую мысли словами, Снежана словно ощущала, как правда выходит из нее. И становилось легче. Впервые она проговаривала это все вслух, и ей становилось легче.
— Прошел год, я выпустилась из школы, поступила в университет, Ярослав это одобрил, а сам продолжил заниматься бизнесом. Прошло два года — я занялась фотосъемкой профессионально, Ярослав это одобрил, а сам продолжил заниматься бизнесом. Прошло три года, я будто невзначай сказала, что его квартира находится ближе к университету, чем наша и оттуда ближе было бы добираться, Ярослав это одобрил, а сам… купил мне эту квартиру, еще ближе к чертовому университету, и продолжил заниматься бизнесом. Прошло четыре года, пять, я все так же его любила, любила и чего-то ждала. Даже толком не скажу чего. Движений вперед, наверное. Ему было комфортно так, как есть — жить своей жизнью, не посвящая в нее меня, а потом появляться на пороге и делать вид, что мы не виделись каких-то несколько часов, а не днями и неделями. И если честно, я даже не знаю, почему это меня обижало. Ведь он вроде бы заботился, не хотел нагружать своими проблемами, пытался оградить от сложностей, которые касаются только его. Но меня это бесило до белого каления. Я хотела быть частью его жизни. Не боковой пристройкой в его огромном доме, а его центром. Эгоистично? Возможно. Но так живут все. Они советуются, делятся, что-то планируют, в их жизни есть какая-то определенность. А в моей ее не было. Я жила от приезда Ярослава до его отъезда. Моя жизнь делилась на жизнь с ним, в те дни или часы, которые он уделял мне, и на жизнь без него, когда он был занят. Любые же мои попытки совместить эти две части заканчивались провалом. С тобой было такое, что родители не приходили на твой детский утренник? Ты так тщательно учил слова, репетировал перед зеркалом, взял с них слово, что они придут, а они не приходили?
Снежана обернулась, встречаясь глазами со внимательным взглядом карих глаз.
— Не помню. Возможно…
— Нет, раз не помнишь, значит не было. У меня тоже такого не было. Родители всегда приходили. У меня было хуже. Привыкать к разочарованиям — жутко противно. А я привыкла. Привыкла к тому, что он не сможет приехать на мое посвящение в студенты, не сможет поддержать перед экзаменом, не сможет помочь решить, какие фотографии представить на выставке. И на саму выставку он тоже не приедет. Каждый чертов раз у него оказывались дела более важные, чем я. Но самое противное то, что я злилась, душилась слезами и разочарованием, клялась, что это конец, что в этом нет смысла… А потом он возвращался и я снова ждала его на пороге. Мне достаточно было обычного «прости» и обещания, что в следующий раз он обязательно… А в следующий раз то же самое. И так до бесконечности. Для меня не было места в его жизни, в его квартире, в его паспорте. Знаешь, я ведь сейчас намного более устойчива относительно мнения окружающих, а тогда жутко нервничала, ведь каждый считал нужным спросить, почему мы до сих пор не женаты. Спрашивали все. А я не знала, что ответить. Потому что была уверена — задай он вопрос, и я отвечу «да», но проблема в том, что вопрос он не задавал.
Марк видел только профиль Снежаны и слышал ее голос. Но этого было достаточно, чтобы он понял — ей горько. Жутко горько от собственных слов. И потому же горько становилось ему. Он хотел услышать безразличный рассказ, но безразличием тут и не пахло.
— В один момент все сломалось. Я не помню, что тогда послужило поводом для ссоры, наверное, он снова что-то пропустил, о чем-то забыл, для него — незначительное, а для меня — жутко важное. Мы часто ссорились и до этого, такая манера общения даже как-то вошла в привычку, знаешь, так бывает — ссоры, примирения, снова ссоры и примирения, в какой-то момент наши отношения стали именно такими. А тогда, может, и ссоры-то не было. Я не помню, честно. Просто помню, как он сказал, «ничего не получится». На вопрос: «почему?», ответил, что все усложнилось. И ушел. Взял и ушел, а я не останавливала. Гордость, не гордость, глупость, не глупость — не знаю. Он своими словами забрал у меня все силы. А ведь так же как и ты когда-то обещал, что больно не будет, вам нравится это делать, да? — девушка обернулась, снова полоснув по Самойлову тяжелым взглядом. — Нравится заставлять довериться, чтоб потом веселей было наблюдать за тем, как я теряю это доверие? Это спорт такой?
Теперь она злилась, наверное, еще больше, чем после того, как он заставил ее затормозить посреди дороги. Злилась не только на него, а еще и на себя, на Ярослава, на свою жизнь. Застаревшая обида не хотела выходить добровольно, она цеплялась за душу, и ее приходилось вырывать с кровью.
— На какое-то время он пропал из моей жизни, я тоже пропала из своей жизни. У него все усложнилось, а у меня все сломалось. Я долго не хотела верить в то, что это действительно конец, убеждала себя, что это не так, искала пути, как бы дать понять и ему, что он просто ошибся, а потом поняла, что ошибся не он. Ошибалась все это время я. Добровольно. И сама себя все глубже и глубже заталкивала в эту яму любви к нему. Я его любила, а он меня не любил. Влюбился когда-то мальчишкой, а потом просто привык. Привычка — страшная вещь, но не настолько, чтобы только из-за нее менять свою жизнь. Из-за любви — да. А из-за привычки — нет. В этом разница между мной и Сашей. Ради нее он изменил многое, впустил ее туда, куда мне путь был закрыт, даже не впустил — практически втолкал туда, потому что теперь это нужно было уже ему. Не могу сказать, что это приятно осознавать. Я ревновала, ничего не могла сделать и ревновала. Но делала вид, что пережила. Сначала, было сложно, а потом вполне нормально. Даже уже не больно, горько только. Но я шла к этому три года. Я потратила на это три года своей жизни. Реабилитация заняла достаточно длительный срок, и вдруг, в моей жизни появился другой мужчина. Хотя сначала, я даже не поняла, что это будет «другой мужчина», просто очередной клиент, который появился вечером в моей студии, я сделала для него фотографии, перебросилась парой фраз, получила предложение провести вместе вечер и гордо от него отказалась. Думаешь, ты первый пришел ко мне с таким предложением?
Марк мотнул головой. Такие мысли были бы слишком самонадеянны. Вот только если не первый, почему другим отказала, а ему нет? Пусть не сразу, но согласилась.
— Никто же не видит, что внутри мне хреново, внешне ведь кажется, что вполне нормально, и предложения поступали, но я не рисковала. Оно того не стоит. Не стоит игра свеч. Ради чего начинать? Чтоб получить по носу? Спасибо, это меня не интересует. Но однажды, такие мои доводы не сработали. Мне показалось, что пришло время рискнуть. Уж не знаю, проблема в том, что я устала или дело в том мужчине, но я решилась. Вот только не окончательно. Сомневалась до последнего, потому что жизнь обожает мне показывать, что случается, стоит только подумать о том, что все может сложить неплохо. Потому я и перестала отвечать на звонки — передумала. Мне показалось, что страдать по утраченным возможностям легче, чем идти против ветра, пытаясь строить новые отношения. И именно в этот момент на моем пороге появился Ярослав.
— Зачем?
— Уж не затем, чтоб признаться в вечной любви, Марк. Ему не нужна привычка, просто потому, что у него есть любовь. Ясно?
— А тебе? — он многое понял. Почти все, но к главному они подошли только сейчас. Главным был ответ на этот вопрос.
— А что мне? Он пришел, чтобы сказать вещи, которые я слышать не хотела. Не касающиеся наших отношений. Я попросила его уйти.
— А если бы говорил вещи, касающиеся?
— Он бы не говорил.
— А все же?
— Так интересно? — Снежана сложила руки на груди, оборачиваясь к Марку всем туловищем. — Я бы приняла его в любой день, в любой час и в любом состоянии. Приняла бы, чтоб дальше страдать и упиваться этим своим извращенным страданием. До того вечера. А тогда я поняла, что больше не хочу. Не хочу его любить и не люблю. Я удовлетворила твое любопытство?
— Прости, — Марк смотрел в ее глаза и читал в них то, что это истинная правда.
— За что? Не смеши, Марк. Не нужно просить прощение за то, что я сделала совершенно добровольно. У меня была возможность выставить тогда за дверь и тебя, но я этого не сделала. И возможность отправить тебя восвояси с часами тоже была, я не отправила. Я снова рискнула, сама. И снова получила за это законный щелчок по носу.
— Прости, что ушел.
— Ааа, — Снежана будто что-то вспомнила, кивнула, вновь беря слово. — Мы ведь так и не дошли до самого важного. Я не представляла Ярослава на твоем месте, если ты подумал именно это, и не мстила ему с тобой. Нет. Я тогда была с тобой, и утром тоже была бы, дай ты мне шанс все объяснить. Но я же говорила, привычка — страшная вещь, Марк. Когда на протяжении десяти лет не допускаешь даже мысли, что можешь оказаться в объятьях кого-то другого, непроизвольно вспоминаешь именно того человека, чьи объятья были привычными. Я оговорилась. Сглупила, создала идиотскую ситуацию, простой оговоркой. И я даже тебя не виню в том, что ушел. Это твое право. Наверное, так даже лучше. Ты дал мне понять окончательно, что я была права на протяжении этих трех лет, мне не стоит прыгать выше головы, лучше сидеть в своей ракушке. Потому, спасибо и прости, что так вышло. А теперь, если ты не против, конечно, я сказала все, что должно было тебя интересовать, и пошла спать, очень устала… Дверь захлопнешь.