Заледенел дом
Шрифт:
– Не могла бы ты принести еще воды?
– тихо попросила дриада. Полуэльфка кивнула, взяла котелок, фляги и ушла к озеру.
– Мне что, одному интересно?!
– возмущенно воскликнул маг.
– Помолчал бы ты...
– начал Стив, но его перебил эльф, который скучающим тоном изложил теорию о тысячах разных НЕ, которыми является пигалица, и про способности взаймы, и про возможность увидеть барда без прикрас, и про дряхлого призрака внутри, и про трусоватость, и про обыкновенность, и даже про перспективу стирки и готовки. Пока он все это объяснял, вернулась Иефа с водой, и маг, в изумлении - будто впервые увидел - воззрившись на нее, воскликнул:
– Так от тебя, выходит, вообще никакого толку?!
Стив
– Да.
– Так за каким демоном тогда ты вернулась-то?!
– маг в искреннем недоумении развел руками и даже головой покачал - мол, вот дурость!
Иефа посмотрела на него ничего не выражающим взглядом и ответила - тихо и равнодушно:
– Вот и я думаю...
Глава 9
Стив сидел у костра и думал-перебирал свои невеселые мысли, раскладывал их и так, и эдак, перемешивал, тасовал, как старую колоду, но ни до чего путного додуматься не мог. По всему выходило так, что пигалица уйдет. Уйдет и - ясен красен - пропадет совсем и окончательно, потому что не будет же четырехсотлетний призрак вечно сидеть смирным зайчиком. Когда-нибудь она вылезет, эта треклятая ведьма, и козявка с ней не справится. Кто-то должен быть рядом. Присматривать за непутевым бардом, иначе...
Да, но как сделать, чтобы она осталась? Когда все, что нельзя было говорить ни в коем случае, уже сказано. Каждый, мать вашу за ногу, высказался. И он, Стив, в том числе. Кто за язык тянул? Как теперь исправить?
Клин клином - решил Стив. Нужно, чтобы каждый сказал ей, что... что?
Что я убью за нее? Но это я. А остальные?
Что без нее - никак. Вот что должны сказать ей все. Что без нее - никак.
– Ааронн...
– Стив решил не откладывать в долгий ящик и сразу принялся за дело.
– Слышь, Ааронн?
– М?
– Ааронн, не спи. Ну, не спи же!
– Стив, в чем дело?
– Послушай... слушаешь?
– Оооо, боги... Я слушаю тебя, Стив, я слушаю тебя очень-очень внимательно.
– Нужно сказать ей... то есть, мы все должны сказать ей, каждый... но не хором, я имею в виду, как бы между прочим... ну, вроде как вот так случайно в разговоре обмолвиться, что - так, мол, и так, без тебя вообще никуда...
– Стив, я не понял ни одного слова. Соберись. Я знаю, что ораторство - не самая сильная твоя сторона, но если ты хочешь донести до меня какую-то мысль, пожалуйста, сформулируй ее как следует.
– Да пигалица же! Она уйдет, если мы не скажем. Понимаешь? Сегодня все отличились. Каждый, задница Мораддинова, ляпнул, и теперь... Теперь нужно исправлять, потому что она уйдет, я нутром чую, понимаешь? Нужно, чтобы каждый сказал ей, что без нее ну вообще никак невозможно продолжать поход. И ты должен первый, потому что она тебя слушает. Она выкаблучивается, конечно, много, но она точно тебя слушает. Для нее важно, что ты думаешь. Ты должен сказать ей, что она...
– А что она?
– эльф приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Стива.
– Что она, Стиван? Что она отличный боец? Это не так. Что она полезна как целитель? И это тоже неправда. Я не сторонник вранья. Что я должен ей сказать?
– Что тебе будет плохо без нее...
– Стив глянул на проводника из-под нахмуренных бровей.
– Тебе ведь было плохо без нее? Когда мы оставили ее там, в пещере. Когда мы шли... воевали, собачились и спасались... без нее. Тебе ведь было плохо без нее?
– Нет. Мне было плохо, потому что я не был уверен в том, что поступил правильно. Мне было плохо, потому что ни один представитель разумной расы не любит чувствовать себя сволочью и предателем. Поэтому мне было плохо. И знаешь, что? Вот она вернулась, а мне не стало хорошо. О чем это говорит?
– Сука ты, Ааронн.
Эльф усмехнулся и сел.
– Да неужели?
– Неужели. Я думал, мы все тут поболе, чем просто... Она за тебя... тогда, возле Ведьминого Глаза... Я думал, мы друзья стали.
– Друзья? Надо же... Не предполагал, что ты настолько наивен. Стив, скажи мне честно - только совсем честно - если мы вернемся живыми из этого похода, ты будешь регулярно зазывать меня на кружку пива, чтобы поболтать о жизни нашей несладкой?
– Нет, эльф, не буду. Но если тебе понадобится моя помощь, я брошу все и приду. Топором махать, кулаками или киркой... все равно. Потому что - хоть ты и не нравишься мне до усрачки - мы теперь на всю жизнь повязаны. Вот такой я, выходит, дурак. Потому что, как по мне, дружба - это больше, чем лясы за пивом точить.
– Резонно. Но разве я не делаю то же самое? Разве я не дерусь за нее, разве я не рискую жизнью, разве я не трачу силы на то, чтобы спасти и вылечить ее, тебя, Зулина, Зверя, Вилку - всех вокруг? Разве это не более показательно, чем, как ты изящно выразился, точить лясы? Так чего ты еще от меня хочешь? Рассказать Иефе сладенькую сказочку, в которую она все равно не поверит, потому что она, может, и не большого ума, но фальшь чует лучше, чем лисица кролика? Я не собираюсь носиться с ее уязвленным самолюбием - ну, вот такой я нехороший. Я, видишь ли, считаю, что если Иефа хочет выжить, она должна принять себя такой, какая она есть на самом деле - обыкновенной. И если у нее для этого недостаточно мозгов, что ж, не я в этом виноват. А поддерживать вранье об ее исключительности только для того, чтобы ее немного утешить, я не намерен. Тебе ясно?
– Ясно, - Стив отвернулся.
– Да, и мой тебе совет - если ты собираешься обратиться с той же просьбой к Зулину, брось эту затею. Она изначально обречена на провал.
Стив мрачно кивнул и поднялся на ноги.
– И как мы только живы до сих пор, - пробормотал он.
– С трудом, - усмехнулся эльф.
– У тебя еще вино из дварфского схрона осталось?
– Осталось. Ты хочешь выпить?
– Я хочу его согреть. Иефа в озере перемерзла - кашляет.
Кашель терновыми лапами драл измученное горло. Нельзя столько кричать. Им слишком нравится, как она кричит, им нравится, поэтому нельзя столько кричать. Нужно собраться и терпеть. Первые дни допросов еще получалось. Потом стало безразлично, кто что подумает, кто как посмотрит. Хотелось только, чтобы боль прекратилась. Хотелось провыть распяленным ртом все, что они хотят услышать, лишь бы... Но они не говорили, что именно хотят услышать. Они задавали все новые вопросы, и было так трудно угадывать, какой ответ им понравится, какой ответ заставит их удовлетворенно потереть руки и оставить ее в покое. Так трудно... И поэтому она ошибалась. Путалась в словах. Противоречила сама себе. Потому что так трудно удержать в памяти, что именно ты выла вчера распяленным ртом, чтобы провыть это сегодня, не изменив ни одной мелочи. И они терзали ее - снова и снова, и невозможно было вычленить в этом потоке оглушающей боли, какие ответы приносят облегчение. А потом она поняла - им все равно, что она ответит. Им просто нравится, как она кричит. Это не закончится, пока они слышат, как она кричит. Поэтому надо собраться. Надо отыскать жалкие крохи воли и не кричать больше. Может быть тогда, увидев, что она больше не годится быть развлечением, они найдут себе новую игрушку.