Заледеневший
Шрифт:
— Убийство никогда не входило в наши планы. Никогда.
Лицо Кендалла побагровело.
— Хочу напомнить вам, что ведь ни одна мышь не умерла, — сказал Геррин. — Ни одна собака, ни одна кошка или шимпанзе. — Сделав паузу, он развел руками и продолжил: — Друзья мои, мы заглянули в будущее. Ведь только в моей стране каждый год полмиллиона детей в возрасте до пяти лет умирают от голода. Остановитесь и вдумайтесь в это. Умирают… От… Голода. Мы своими глазами видели, как собаки поедают трупы в Лагосе, и нам известно, что и люди их там едят, и не только там. Через пятьдесят лет, а может, и раньше население Земли превысит пятнадцать миллиардов. Нам в соответствии с договоренностью, достигнутой правительствами, преподносят оценки, заверяющие, что численность населения достигнет лишь девяти миллиардов, но это делается лишь для того, чтобы предотвратить панику. Планете грозят голод, войны за обладание ресурсами, временные климатические изменения. Люди будут пожирать друг друга живьем. Человеческая раса превратилась в патогенный организм, который разрушит себя и в процессе этого разрушит саму планету. И вы знаете все это.
— Скольким женщинам на сегодняшний день Морбелл сделал прививку? — спросил Бельво.
Геррин на секунду задумался, прикрыв глаза.
— Тридцати шести. Нет, тридцати семи, считая Лиленд. Что вы надумали, Жан-Клод?
— Если из тридцати семи умерли три, то это примерно восемь процентов, правильно?
— Да, — подтвердил Геррин, понимая, к чему клонит Бельво. Не лучшая тема, на его взгляд, но разговор все же нужно было хоть как-нибудь увести в сторону.
— Послушайте, что мне пришло в голову, — обратился Бельво к собеседникам. — Примерно половина женщин на земле являются носителями гена Краусса — это примерно полтора миллиарда. Ведь по плану «Триажа» предстояло инфицировать только их.
— Да, — подтвердил Геррин, не в силах сдерживать раздражение.
— Восемь процентов от полутора миллиардов — это сто двадцать миллионов, — объявил Бельво таким тоном, как будто говорил о чем-то завершенном.
— Дэвид, — вступил в разговор Кендалл, — я не хочу даже попытаться представить, о чем идет речь.
В голосе этого стареющего человека явно слышалась нервическая дрожь. Но речь Геррина звучала по-прежнему уверенно и твердо.
— Должен напомнить, что мы не знаем, «Триаж» ли стал причиной их смерти.
— Но, черт возьми, теперь-то мы просто обязаны это предположить! — не помня себя закричал Кендалл. — Ведь это никогда не было частью того, что мы собирались делать. Бог свидетель.
— Я не думаю, он нас больше не слышит, — сказал Бельво и после недолгой паузы обратился к Геррину: — Нам надо обсудить альтернативные варианты. Что произойдет, если мы решим на этом остановиться?
— Тогда нам надо будет убрать этих женщин, — ответил Геррин.
— Убрать? Куда? — не понял Бельво.
— Я уверен, что он хотел сказать «ликвидировать», — сказал Кендалл. — Ведь именно это слово вы употребили, когда речь шла о первой женщине, или я не прав, Дэвид?
— Ну уж нет, это невозможно, — сказал Бельво, не дожидаясь ответа Геррина.
Если в голосе Кендалла слышался ужас, то в голосе Бельво сквозило отвращение.
— В действительности это возможно, — возразил Геррин. — План действий на случай непредвиденных обстоятельств был разработан с самого начала. Несчастный случай. Не связанный с нами.
— Вы никогда не говорили нам ничего подобного, — взглянул на него Кендалл.
— Не говорил. Но это условие было неотъемлемой частью плана.
— И как это должно произойти? — спросил Бельво.
— Есть несколько вариантов, зависящих от конкретных условий. Наиболее приемлемый из них — это случайный взрыв. Ранее в этом году он не сработал бы, потому что люди жили вне станции. Теперь все собрались в одном месте, поэтому…
Молчание затянулось. Нарушил его Кендалл:
— Но ведь кто-то же должен выжить, или нет? Я хочу сказать, что тот, кто сотворит это, вряд ли будет готов пожертвовать своей жизнью вместе с остальными.
— Это предусмотрено, — ответил Геррин. — Наш агент безопасности подготовит взрыв. Он будет ждать на взлетно-посадочной полосе, надеясь, что самолет возьмет его на борт.
— Надеясь?
— Да.
— А самолета, стало быть, не будет?
— Не будет.
— Но ведь ликвидация женщин означает также и ликвидацию мужчин, разве нет? — спросил Бельво. — Простите, но с этим я не могу согласиться. И участвовать в этом не намерен. — Он сел, скрестив на груди руки, лицо его помрачнело.
— Существуют всего два варианта, Жан-Клод, — пояснил Геррин. — Этот вариант или вариант, чреватый куда большим риском.
— Да нет, на самом деле все не так. — Сидевший на стуле Кендалл подался вперед; в его голосе появилась новая энергия. — Есть еще один вариант.
— Нет, — решительно произнес Геррин. — Других вариантов нет.
— Есть.
— Скажи же, Йэн, что видишь ты и чего не видим мы? — спросил Бельво.
— Мы говорим людям о том, что они инфицированы. И не только женщинам. Всем. Помещаем их в карантин на период, достаточно длительный для того, чтобы найти контрмеры.
На некоторое время в кабинете наступила тишина, затем заговорил Геррин:
— Мы можем с таким же успехом прийти в Международный уголовный суд и во всем признаться.
— Нет. Послушайте меня, — сказал Кендалл. — Морбелл может сделать заявление о том, что он идентифицировал патогенный организм, вызывающий заболевания людей. Он обнаружил его, ну, скажем, в образцах крови, которые только что взял. Ни слова о том, что этот патогенный организм был создан. Никто не должен знать, откуда он появился. Люди поверят этому, разве не так? На станции введут строгий карантин. Никто не войдет в нее и не выйдет из нее до тех пор, пока не будут разработаны эффективные контрмеры.
— Им всем предстоит зимовка. А у них достаточно возможностей и средств для проведения таких исследований? — спросил Бельво, адресуя вопрос Геррину.
— Да, — ответил тот. — Некоторые вещи поступают на полюс по урезанным лимитам, но на науку это не распространяется.
— Ну что ж, решено. Зимовка — лучший карантин, согласны? Они смогут привлечь к работе правительственные лаборатории. Даже частную индустрию, если посчитают нужным, разве не так? — обратился к присутствующим Кендалл.