Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
Соколов оглядел стену. На добрую сотню метров тянулось огромное мозаичное панно. Оно было составлено из кусочков фарфора искуснейшими мейсенскими мастерами. Безвестные художники изобразили на этой стене всю историю саксонских курфюрстов.
— Если вдуматься, — продолжал полковник, — то это ведь памятник не королям саксонским, а именно простому народу, который сумел достигнуть таких высот мастерства. Да, простые немецкие рабочие… Представьте себе только, что они создадут, когда им будет дана возможность трудиться и творить свободно, — добавил он и тронул Ваню за плечо.
Машина помчалась дальше по улицам разрушенного города. Через несколько минут Чайка и Соколов входили в приёмную генерала Дуброва.
— Точно приехали, — сказал адъютант. — Генерал сейчас примет вас. Прошу заходить.
Соколов быстро оглядел свой китель, стряхнул с плеча пылинку и двинулся вслед за полковником.
Генерал Дубров встретил их приветливой улыбкой. Это был человек средних лет с умным, внимательным взглядом и чуть поредевшими, но ещё тёмными волосами, зачёсанными на косой пробор. В каждом движении, в каждом взгляде, в каждом слове генерала чувствовалась неистощимая энергия.
Соколов представился. Генерал с удовольствием скользнул взглядом по его орденам, внимательно посмотрел ему в глаза; видимо, остался доволен, снова улыбнулся и пригласил:
— Садитесь, товарищи.
Офицеры сели.
— Как настроение, товарищ капитан? — неожиданно начал Дубров.
Соколов удивился. Он прекрасно понимал, что вызвали их совсем не для того, чтобы расспрашивать о житье-бытье. Но, отвечая на вопросы, он быстро избавился от смущения и даже подумал, нельзя ли попросить у генерала разрешения на приезд Любы.
— А ваша жена в Киеве, товарищ капитан? — словно читая его мысли, внезапно спросил Дубров.
— Да, товарищ генерал, — сдержанно ответил Соколов.
— Она у вас, кажется, режиссёр?
— Да, кончает театральный институт.
Генерал помолчал, загадочно улыбнулся и перевёл взгляд на полковника.
— Ну, Иван Петрович, докладывай, что делается в Дорнау, — сказал он, и это дружеское обращение по имени-отчеству окончательно покорило капитана.
Сейчас, когда Соколов внимательно слушал доклад своего начальника, ему казалось, что только теперь он начинает понимать масштабы тех преобразований, которые осуществляются в Дорнау. Деятельность маленькой комендатуры вдруг предстала перед ним как неотъемлемая часть огромной созидательной работы, проводимой советским государством в освобождённой Германии. И даже собственные скромные труды приобрели в его глазах ещё большую значительность.
Генерал слушал молча, только изредка делая короткие пометки на листке бумаги. Он не видел особенных пробелов в работе Чайки, и когда тот кончил, предложил коменданту
Дорнау сразу обсудить все вопросы, требующие уточнения.
— Когда немецкие самоуправления начнут проводить земельную реформу? — спросил прежде всего полковник.
— Да, это существенный вопрос, — сказал генерал. — Самоуправление земли Саксония уже разрабатывает проект реформы. Скоро вы его получите. Вот только я думаю, что для этой работы вам в комендатуре понадобится специальный офицер. Так сказать, заместитель коменданта по сельскохозяйственным вопросам. Штатами такая должность предусмотрена.
— Штатами ещё предусмотрена должность заместителя по экономическим вопросам, — перешёл в наступление Чайка. — А его до сих пор нет. Пока Соколов всё на себе тащит.
— Хочешь сразу двух офицеров получить? — улыбнулся Дубров. — Не дам! Нет, у самого людей мало. А вот майора Савченко я к тебе пошлю. Сейчас мы его сюда вызовем.
Он отдал приказание, и через десять минут в комнату вошёл плотный, широкоплечий майор с короткими, опущенными вниз чумацкими усами. Он отрапортовал генералу, познакомился с прибывшими, и едва только Дубров разрешил курить, как у него в зубах мгновенно появилась короткая трубочка.
Оба офицера с любопытством рассматривали своего нового товарища. От его приземистой фигуры и неторопливой речи, от всего облика майора веяло солидностью, надёжностью, здравым смыслом.
И Чайке и Соколову майор Савченко сразу пришёлся по душе. Теперь в беседе участвовали все четверо.
— Задача комендатуры, — говорил генерал, — состоит в том, чтобы помочь немцам самим провести раздел земли. Мы должны создать такие условия в нашей зоне, чтобы все прогрессивные, демократические элементы в городе и в деревне не боялись действовать смело, уверенно, решительно. Наша задача не в том, чтобы работать за немцев, а в том, чтобы они почувствовали себя свободными людьми. Нет сомнения, что помещики и их агентура будут запугивать крестьян, попытаются помешать проведению реформы. Такие враждебные действия надо решительно пресекать. А в остальном мы предоставим всё самим немцам. Ведь земельная реформа — это не только раздел земли, это ещё и решительный переворот в умах всего немецкого крестьянства. Мы должны охранять и поддерживать в нашей зоне всё молодое, нарождающееся, пока оно не окрепнет, пока само не станет на ноги. А до того времени нам ещё предстоит основательно поработать, товарищи.
Затем разговор коснулся техники учёта помещичьей земли и скота, подлежащего разделу, системы выборов крестьянских комитетов, которые этот раздел будут проводить в жизнь.
Уже в полдень генерал посмотрел на часы.
— Всё, товарищи, — сказал он. — Пока у меня больше нет вопросов. Ты, Иван Петрович, звони ко мне в любое время дня и ночи. Желаю успеха. Да, ещё одно…
Генерал вдруг весело посмотрел на Соколова, и капитан почувствовал, как неистово забилось у него сердце. Вошёл адъютант. Соколов даже не заметил, когда генерал его вызвал. Адъютант положил на стол небольшую кожаную папку. Дубров перелистал несколько бумажек, одну из них положил перед собой, подписал её красным карандашом и протянул Соколову:
— Вот, товарищ капитан, вызов и разрешение на въезд в Германию для вашей жены.
Соколову показалось, что он ослышался. Откуда мог знать генерал о его желании? Он посмотрел на Дуброва, потом на Чайку и по их лицам понял, что разговор на эту тему состоялся между ними намного раньше.
Совершенно ошеломлённый, он так ничего и не ответил генералу. Дубров и Чайка смотрели весело, но даже не улыбнулись, и этой темы больше никто не коснулся.
Генерал едва заметно поклонился, и офицеры вышли.
Назад они ехали уже вчетвером. Теперь Соколов сидел рядом с Ваней, прислушиваясь к разговору полковника с майором Савченко.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Гротдорф находится приблизительно в десяти километрах от Дорнау. По внешнему виду эта деревушка ничем не отличается от сотен и тысяч других немецких деревень. Вдоль асфальтового шоссе на Дрезден стоят два длинных ряда сельских домиков. На площади, как раз против островерхой кирхи, расположились пивная и бензоколонка. Поодаль от деревни, на пригорке, стоит помещичий дом.