Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Я происхожу из известной цирковой семьи, — начал он. — Мой дед был акробатом, отец — клоуном. Меня тоже с малолетства стали приучать к цирковому делу. В семь лет я вместе с братом уже недурно работал на трапеции. Мать горевала оттого, что я начинаю так рано, но отец об этом не задумывался: нужны были деньги, а следовательно, новые номера. Однажды во время представления я сорвался с трапеции и сломал себе ногу. Оно бы ещё полбеды — переломы в детском возрасте срастаются быстро и не оставляют следов, — но я к тому же порвал сухожилие. А это уже оказалось непоправимым. Я должен был остаться хромым на всю жизнь. Ногу мою
Тидке умолк, как бы вспоминая те далёкие дни. Затем он снова заговорил:
— За три месяца синьор Винченце основательно переделал меня. Он снял с моей ноги гипс, немного повернул кости и дал им срастись под углом. Под наркозом — спасибо и за это — он сломал мне руки и ноги и сделал так, чтобы они срослись вкривь Я пробыл у него почти год, а когда вышел, все ужасались. Зато я уже не был лишним ртом в семье. «Человек-паук» — это популярный аттракцион, который с успехом можно демонстрировать на любой арене. Некоторое время дела у нас шли недурно. Потом отец умер, и всё снова пошло прахом. После его смерти я взял на себя руководство цирком и уже почти двадцать лет разъезжаю по городам Германии. Вот и вся моя история.
Капитан Соколов сидел молча, поражённый до глубины души.
— Я надеюсь, — продолжал Тидке, — вы и сами придёте поглядеть на наше представление. Мы будем очень рады приветствовать вас.
— Благодарю, — ответил капитан, всё ещё находясь под впечатлением рассказа. — Возможно, приду.
— До свидания.
Тидке слез со стула и пополз к двери.
Теперь капитан действительно видел в необычном посетителе сходство с огромным пауком. Тидке исчез за порогом, а капитан провёл рукой по лбу: «Ну и нравы!».
Снова раздался стук, и снова капитан откликнулся, невольно ожидая появления ещё какого-нибудь урода. Но вместо этого в кабинет вошла, сияя улыбкой, Гильда Фукс.
Одно мгновение Соколов припоминал, где он видел эту женщину. Вспомнив, он заинтересовался. Гильду Фукс он увидел впервые в квартире Эдит Гартман. Любопытно, зачем это она пришла сюда?
А Гильда обращалась к капитану, как к старому знакомому, и даже попробовала придать беседе интимный характер. Она, например, весело смеялась над тем, как господин капитан разоблачил тогда мнимую болезнь фрау Гартман. Соколов слушал и всё не мог уяснить себе цели её прихода. А Гильда болтала безумолку. Между прочим, она спросила:
— Скажите, господин капитан, в Германии будет произведён раздел земли?
— Да, это вполне возможно, — ответил Соколов.
Гильда почти не обратила внимания на ответ капитана и сразу заговорила о чём-то другом. Но Соколов ясно почувствовал, что ради этого вопроса она и явилась сюда.
— А что сейчас делает Эдит Гартман? — в свою очередь спросил он.
Гильда позволила себе лукаво улыбнуться.
— Она произвела на вас такое сильное впечатление? Я могу передать ей, что вы хотите её видеть. Думаю, она согласится.
— Я прошу вас оставить этот тон, — сухо произнёс Соколов, раздражённый готовностью Гильды взять на себя роль сводни. — Меня интересуют намерения фрау Гартман как актрисы — и больше
— О, как актриса она теперь не представляет интереса, — ответила Гильда. — Ведь она не выступала на сцене уже больше десяти лет и неизвестно, когда ещё будет выступать.
Соколов задумался над её ответом.
— Если господину капитану станет скучно в нашем городе, — продолжала Гильда, — и захочется немного развлечься, я буду рада видеть его у себя. Сейчас я живу одна в своей квартире, и вы можете быть вполне уверены в моей скромности. Вот мой адрес.
И она протянула ему визитную карточку.
— Всего наилучшего, — ответил Соколов, взбешённый бесцеремонностью посетительницы. — Вряд ли я воспользуюсь вашим гостеприимством.
— Этого никогда нельзя знать заранее.
Гильда улыбнулась самой чарующей из своих улыбок и вышла из кабинета.
Зачем приходила сюда эта Гильда Фукс? Во-первых, узнать о земельной реформе; во-вторых, пригласить к себе капитана из комендатуры. Значит, она стремится завести близкое знакомство с кем-нибудь из советских людей. Для чего? Над этим следует хорошенько подумать.
Затем пришёл Лекс Михаэлис, и капитан просидел с ним около часа, обсуждая непривычные для советского человека вопросы, вроде того, имеет ли немецкая женщина право свободно поступать в высшую школу, могут ли встретиться препятствия к браку между людьми, не располагающими обеспеченным доходом, и тому подобные казусы.
Их беседа подходила к концу, когда в кабинете появился Болер и церемонно поздоровался с капитаном.
Писатель стал неузнаваем. Неужели это он собирался свою первую ночь в Дорнау провести под мостом? На старике был новый костюм, взгляд его стал бодрым и уверенным, даже морщины на его свежевыбритом лице, казалось, немного разгладились.
Капитан Соколов неустанно заботился о Болере. Писателю предоставили квартиру, и в Берлине уже было решено издать его роман из времён прошлой мировой войны. Недавно ему перевели аванс.
— Последнее время я пользуюсь исключительным вниманием оккупационных властей, — сказал Болер, когда Михаэлис вышел. — Мне дали квартиру, деньги, особое снабжение. Я хочу задать вам прямой вопрос, господин капитан: что вы рассчитываете за это получить?
— Ничего, господин Болер, — рассмеялся Соколов. — Было бы очень странно, если бы мы не поддержали известного писателя. Мы хотим создать вам такие условия, чтобы вы могли спокойно работать. Вот и всё. Я думаю, скоро сама жизнь заставит вас сесть за роман о новой, демократической Германии, которую создаёт сейчас немецкий народ.
— Я не собираюсь писать никаких книг, — ответил Болер. — Я специально пришёл предупредить вас об этом, чтобы у вас не было никаких иллюзий на мой счёт.
— У меня их и нет, — возразил капитан.
Соколову показалось, что старый писатель даже обиделся. Во всяком случае, ответ пришёлся Болеру не по вкусу. Старик ещё раз подчеркнул:
— Словом, я вас предупредил.
Поблагодарив господина капитана за все заботы, он попрощался. Соколов встал. Это посещение его развеселило. Ему казалось, что старик и в самом деле испытывает потребность написать книгу, посвящённую современности, но в то же время хочет, чтобы его об этом попросили. Просить же Соколов никого не собирался. Настоящие демократические писатели сами, без приглашений, найдут своё место в новой Германии.