Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
— Прошу извинить за поздний визит, господин Лешнер, — нараспев сказал Корн. — У нас к вам небольшое дельце. Мы хотим вас обрадовать.
— Обрадовать? — переспросил Лешнер.
— Вот именно, обрадовать, — подхватил Швальбе. — Мы предлагаем вам переселиться в деревню. Довольно вам жить в этой невзрачной избушке. Будет только справедливо, если вы, инвалид войны, переедете в один из наших домов, там вполне приличные квартиры.
Лешнер уже понял цель прихода управляющих. Они явились, чтобы подкупить его.
— Нет, господа, — сказал он, не обращая внимания на безмолвные сигналы испуганной Марты. — Купить меня не удастся. Всё равно то, чего вы боитесь, рано или поздно произойдёт. И всё будет сделано по закону. Тут ни вы, ни я не в силах изменить что бы то ни было.
— Да, но законы, господин Лешнер, можно проводить в жизнь по-разному: иногда быстро, а иногда медленно, — сладко произнёс Корн. — Лучше всего, если бы крестьяне решили взять эту землю в аренду. Вам лично это будет очень выгодно.
— Мне с вами не о чём говорить, — ответил Лешнер, наливаясь гневом, — и я не понимаю, почему вы пришли именно ко мне.
— Потому что вы оказываете влияние на крестьян, господин Лешнер.
Швальбе подошёл к столу, на котором лежал план владений обоих помещиков, и пренебрежительно усмехнулся.
— Мы напрасно теряем время, господин Корн, — сказал он. — Поглядите, здесь уже всё предусмотрено. Вы, наверно, выбрали себе самый лучший участок, а, господин Лешнер?
В этот момент Марта, с тревогой наблюдавшая за обоими управляющими, пробралась за их спиной к двери и быстро юркнула из сторожки.
— Куда это отправилась ваша жена? — спросил Корн.
— Вероятно, в село, чтобы там знали, кто совершил преступление, если вы попытаетесь расправиться со мной, — ответил Лешнер.
Швальбе чертыхнулся и круто повернулся к двери.
— Можете не торопиться, господа. Ночью в лесу вы её не нагоните, а по дороге она, конечно, не пойдёт.
— Нам здесь больше нечего делать, господин Швальбе, — сказал Корн. — А вы, господин Лешнер, глубоко ошибаетесь. У нас нет ни оружия, ни желания убить вас. Слишком много ответственности. Пусть вас накажет господь бог за ваши поступки, которые не имеют ничего общего с христианской моралью.
Управляющие вышли. Лешнер, уже ничего не страшась, пошёл за ними следом. Незваные гости уселись в машину, и она тронулась. Красные огоньки задних фар несколько секунд плыли над асфальтом, а затем исчезли из виду. Тогда в избушку возвратилась Марта. Лешнер молча обнял её и крепко поцеловал.
Следующий день прошёл спокойно. Никаких событий в селе не произошло. Тем не менее Лешнер покинул свою сторожку и перебрался к Вальтеру Шильду. Оставаться в лесу было теперь небезопасно. Ночь он провёл уже на новом месте.
А утром, выйдя из дому, Лешнер заметил яркий голубой конверт, приколотый к двери иголкой.
«Не смейте делить землю. За это — смерть», — прочитал Лешнер на бумажке, извлечённой из конверта.
На лбу у него выступил холодный пот. Неужели в селе имеется организация, которая будет мстить за раздел земли?
Не сказав никому ни слова, не показав бумажку даже Марте, Лешнер двинулся в Дорнау.
Когда он проходил мимо поместья Фукса, ворота усадьбы отворились, и оттуда неожиданно выгнали большое стадо коров. Какие-то незнакомые люди погнали стадо по шоссе.
Поистине, в Гротдорфе творилось что-то неладное. Лешнер заторопился в комендатуру.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Капитан Соколов собирался в Берлин встречать жену. Телеграмма о её прибытии пришла неожиданно. Времени до прихода поезда осталось немного.
Все мысли Соколова сосредоточились в одном слове — «Скорее!» Он вскочил в машину полковника — лучшую машину комендатуры Дорнау — и приказал шофёру жать на полный газ.
— Еду жену встречать, — сообщил капитан, и Ваня понял его состояние.
В эту минуту во двор комендатуры вбежал Кривонос с огромным букетом осенних цветов.
— Подождите, товарищ капитан! — закричал он издали. — Подождите! — И, подскочив к машине, объяснил — Дорогих гостей всегда так встречают. Вот, прошу…
И он передал Соколову свой букет.
Капитан улыбнулся, крепко пожал сержанту руку и помчался в Берлин.
Первое время машина петляла по нешироким асфальтированным дорогам, потом где-то между Лейпцигом и Виттенбергом вырвалась на шоссе и понеслась к столице. Перед глазами Соколова быстро мелькали жёлтые таблички с названиями сёл, жёлтые бензоколонки и маленькие, тоже жёлтые квадратики с чёрной двойкой — номером дороги.
По новому, недавно наведённому нашими сапёрами мосту машина переехала через Эльбу, покружилась по улицам старого Виттенберга, знаменитого тем, что здесь впервые выступил со своими проповедями Лютер, и снова очутилась на шоссе. Теперь по обе стороны потянулись леса, профиль дороги постепенно выравнивался, наконец, не осталось даже намёка на горы, окружавшие Дорнау.
Машины на шоссе попадались редко. Значительно чаще можно было встретить мужчину или женщину с небольшой тележкой, гружённой хворостом или домашним скарбом. Иногда за такой тележкой шла целая семья. Разворошённая войной Германия никак не могла обрести покой.
Промелькнуло ещё несколько небольших деревень, и показались окраины Потсдама. Задерживаясь лишь у светофоров, Ваня вывел машину из города и опять пустил её на полный газ. Здесь начинался так называемый «авус» — дорога, специально приспособленная для автомобильных гонок. За стадионом «Олимпия» она упиралась в высокую радиомачту.
Это был уже английский сектор Большого Берлина. На улицах то и дело попадались офицеры в иностранной форме. Но Соколов не смотрел по сторонам. Мысли его были заняты лишь одним: как бы не опоздать к прибытию поезда.