Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
На этом их беседа прервалась, потому что в кабинет быстро вошёл капитан Соколов.
— Разрешите обратиться, товарищ полковник? — задорно сказал он и, не ожидая ответа, продолжал: — Имею честь пригласить вас обоих, товарищи офицеры, в гости. Мы даже представить себе не могли, что способны сделать из обыкновенного офицерского пайка умелые женские руки. Прошу! Хозяйка ждёт.
Соколов был откровенно счастлив. Это чувствовалось в каждом его движении, в каждом слове.
Савченко и Чайка переглянулись. Казалось, что счастье, излучаемое капитаном, коснулось их тоже
— А галушки будут? — скептически спросил Савченко.
— Теперь всё будет! — уверенно ответил Соколов, и они рассмеялись, сами не зная чему.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
На шахте «Утренняя заря» шла обычная жизнь. Это была одна из немногих в этом районе шахт, где добывался не бурый, а настоящий каменный уголь.
Однажды осенним днём Альфред Ренике, как обычно, отработал свою смену, и клеть подняла его на поверхность. Вместе с ним вышли из лавы и другие рабочие, совершенно чёрные от угольной пыли, только белки глаз и зубы сверкали на их лицах. Ренике вместе со всеми сдал свою лампу, зашёл в душевую, потом переоделся и зашагал домой.
— Глюкауф! — весело приветствовал он свою жену Гертруду.
В небольшой, аккуратно прибранной комнате всё ждало прихода хозяина. Гертруда привычно ответила на приветствие мужа и стала подавать обед, состоявший из сладкого супа и миски картошки.
— Не очень-то роскошно угощаешь ты мужа! — пошутил Ренике.
— Погоди, скоро и этого не будет! — вскипела Гертруда. — Вон в деревнях землю у помещиков забрали и роздали её крестьянам… Кто же теперь будет кормить Германию? Всех нас ждёт голод…
— Постой, постой, кто это тебе сказал?
— Об этом давно говорят. Только я не думала, что это так быстро случится.
Она чуть не плакала. Домашним хозяйкам действительно приходилось туго. Гертруде казалось, что земельная реформа неминуемо приведёт страну к бедствиям. Это убеждение появилось у неё после разговоров с соседкой. Кто пустил такой слух среди шахтёрских жён, неизвестно, но Гертруда была обеспокоена.
Альфред не придал большого значения словам жены. Никакого голода земельная реформа, конечно, не вызовет— это ясно. Скорее, наоборот. Но его всё это время интересовала другая сторона дела. Ведь если оккупационные власти приступили к проведению земельной реформы, значит, и передача промышленности в руки народа — не пустые разговоры.
Он наскоро пообедал, снова натянул куртку, взял кепку и вышел из дому. Совершенно необходимо с кем-нибудь обсудить все эти события, посоветоваться, навести порядок в собственных мыслях.
Ренике шагал по улице шахтёрского посёлка, почти сливавшегося с Дорнау. А мысль то и дело возвращалась к словам жены. Её жалобы, конечно, справедливы. Получают они далеко не всё из того, что значится в карточках. Правда, товарищи, приезжавшие из западных зон, расска-вывали, что они там не получают и четверти положенного.
С такими думами Альфред добрёл до города и на минутку остановился, размышляя, куда же теперь направиться. Конечно, можно зайти в какую-нибудь
Альфред зашагал быстрее. Он даже чуть не проскочил мимо человека, остановившегося посреди тротуара и схватившего его за рукав.
— Товарищ Ренике! — воскликнул этот человек, и Альфред узнал Оскара Кребса, одного из деятелей городского комитета социал-демократической партии. — Вот хорошо, что я вас встретил!
Ренике не выказал особой радости. Ничего неприятного ему лично Кребс не сделал, тем не менее симпатии к этому человеку забойщик никогда не питал. Совершенно неожиданно Кребс заговорил с Альфредом, как с равным. Этот фамильярный, приятельский тон заставил Ренике насторожиться.
А Кребс, поговорив о всяких пустяках и, будто между прочим, упомянув о том, что социал-демократическая партия будет бороться за повышенные нормы снабжения, неожиданно спросил:
— Вам за последнее время не приходилось говорить с кем-нибудь из коммунистов?
— Да, говорил кое с кем.
— Они вам не рассказывали о том, что собираются нарушить демократические свободы и ликвидировать нас? Вы только подумайте: ликвидировать старейшую партию, партию немецкого пролетариата, основанную ещё Марксом и Энгельсом!
Про себя Ренике подумал, что Маркс и Энгельс никогда и не собирались создавать партию, похожую на теперешнюю социал-демократическую, но, не чувствуя себя достаточно подготовленным для возражений, промолчал.
— Словом, коммунисты хотят нас проглотить, — продолжал Кребс. — Но мы тоже не наивные младенцы, мы не дадимся. Я это вам говорю для того, чтобы вы знали истинное положение вещей. Если кто-нибудь из коммунистов будет вас агитировать, так и отвечайте: мы не согласны!
Он покровительственно похлопал Ренике по плечу и быстро пошёл дальше. Ничего не поняв, Альфред продолжал свой путь.
Уже стемнело, когда он пришёл к Бертольду Грингелю. Хозяин сидел у стола и чинил электрическую плитку. Когда к нему ни придёшь, Грингель всегда чем-нибудь занят! Вот и теперь Ренике пришлось подождать несколько минут, пока Бертольд не закончил ремонт. После этого Альфред, словно контролёр, включил плитку, чтобы проверить работу товарища, и лишь потом заговорил о том, что его интересовало.
— На селе провели земельную реформу, — не то спрашивая, не то сообщая, сказал он.
— Да, — ответил Бертольд. — А ты что, только сейчас услышал? Об этом же во всех газетах напечатано.
— Нет, я просто не думал, что это произойдёт так скоро. Неужели русские и вправду думают выжить всех помещиков и капиталистов из советской зоны?
— У меня такое впечатление, — ответил Грингель, — что они не собираются сами этим заниматься, а предоставляют всё дело нам. Что касается деревни, то начало уже положено и результаты отчётливо видны. Русские разрешили крестьянам поделить помещичью землю, а сами лишь контролируют.