Залог страсти

Смолл Бертрис

– Это изобретение Ангуса, – объяснила Джин. – Когда-то это была комната его матери. Она любила купаться. Когда он стал графом Дуном, изобрел это небольшое устройство, чтобы подавать горячую воду из кухни. Так, чтобы слугам не приходилось бегать взад-вперед по лестнице, расплескивая содержимое ведер. Он сделал ей отдельную купальню с ванной, вделанной в пол. Насос на одном конце ванны качает только холодную воду, но в ванне есть сток, который открывается, и вода стекает прямо в море.

Она заглянула в ванну и сказала служанке:

– Еще дюжина ведер –

и хватит. Когда все будет готово, скажи, и я подолью холодной воды.

Служанка кивнула, и Джин, открыв вторую дверь, повела Анабеллу в спальню, прелестную комнату с большой кроватью под пологом из розового бархата. Она увидела, что сундук уже принесли, но кроме сундука там стояли столы, стулья и маленький сундучок. По обеим сторонам камина красовались каменные феи с милыми личиками и крыльями. Окна, выходившие на море, тоже были закрыты шторами розового бархата и снабжены сиденьями-подоконниками, на которых лежали пышные подушки. Анабелла впервые видела такую прекрасную комнату.

С помощью Джин она разделась, сняла сапожки, носки и чулки, которые после нескольких дней пути, казалось, приклеились к ногам. Джин поспешила в купальню, и Анабелла услышала звук льющейся воды.

– Все готово! – крикнула Джин. – Можете входить!

Обнаженная Анабелла вошла в купальню и ступила в каменную ванну. Она была достаточно длинной, чтобы девушка смогла сесть и вытянуть ноги. Душистая вода доходила ей до подбородка.

– Боже милосердный, – выдохнула она. – Нечто столь великолепное уж точно должно быть грехом.

Джин рассмеялась.

– Несмотря на то что твердят священники и пасторы новой кирхи, думаю, что в чистоте нет тщеславия.

На узком бортике ванны стоял алебастровый горшочек со сладко пахнувшим мылом. Анабелла распустила волосы, намочила и взяв пригоршню мыла, стала втирать в длинные черные пряди. Закончив мыть волосы, она их выжала и, взяв шпильку у Джин, заколола на голове, после чего вымылась сама. Благоухание мыла было на редкость обольститёльным.

– Кто варил это мыло и что это за аромат? – спросила она у Джин, закончив мыться.

– Моя мать варит его с травами, которые ей привозят из Прованса. Это мыло с запахом луноцвета, так как она говорит, что некрасивые девушки нуждаются в экстравагантном аромате, чтобы сделать их запоминающимися. Луноцветы распускаются по ночам, при свете луны. Матушка графа предпочитала аромат фиалок, напоминавший ей о доме в Бретани.

Когда Анабелла встала, Джин протянула ей большое теплое полотенце.

– Завернитесь и сядьте у огня, чтобы высушить ваши прекрасные волосы.

Она повела Анабеллу в спальню и дала другое полотенце, чтобы вытереть волосы, а потом принесла серебряную щетку из кабаньей щетины.

Анабелла медленно водила щеткой по влажным волосам, наслаждаясь теплом. Длинное путешествие по холоду и ночлег под тонким шатром, который не могла нагреть даже жаровня с древесными углями, утомили ее. Ей казалось, что она никогда уже не сможет согреться. Она и не думала, что будет так рада теплому очагу.

Длинные

волосы высохли быстро.

«Бедная девочка, – думала Джин, наблюдая за Анабеллой. – Она устала».

Служанка видела, как щетка двигается все медленнее. Поймав ее у самого пола, она осторожно встряхнула госпожу, которая уже дремала.

– Когда будете готовы, Анабелла, я принесу чулки, сорочку и нижние юбки.

Анабелла вздрогнула, открыла глаза и тихо рассмеялась:

– Я заснула, верно? До этого момента я не сознавала, как сильно устала.

– Не пойму, почему Ангус не мог подождать до завтра с этими пустяками? – проворчала Джин. – Иногда он бывает таким нетерпеливым!

Встав на колени, она осторожно раскатала красивые белые шелковые чулки и, надев на ноги Анабеллы, подвязала простыми шелковыми подвязками. За чулками последовали сорочка и две нижние юбки. Одна была сильно накрахмалена. Далее была надета еще одна нижняя юбка из кремового атласа, вышитая передняя панель которой будет видна через разрез в желтой бархатной верхней юбке. На панели был такой же узор из бабочек и шмелей, как на лифе.

– Мне не терпится сделать вам более элегантную прическу, – призналась Джин, – но сегодня ваши волосы будут распущены, чтобы удостоверить вашу невинность.

Она до конца расчесала волосы Анабеллы и надела ей на голову золотой ободок, усеянный драгоценными камнями.

– Вот! Осталось надеть верхнюю юбку и лиф.

Оставшиеся детали наряда были тут же надеты. Светло-желтая бархатная юбка имела форму колокола. Лиф с медной вышивкой и рукавами-буфами сидел как влитой. Закончив шнуровать его, Джин повернула Анабеллу лицом к себе и одобрительно кивнула:

– Выглядите прелестно. Гораздо лучше, чем в сером.

Невеста рассмеялась:

– Спасибо за комплимент, Джин. Никогда раньше не слышала слово «прелестная» в свой адрес.

– Подойдите и убедитесь! Подойдите и убедитесь, – настаивала Джин, беря ее за руку и подводя к высокому узкому зеркалу в позолоченной деревянной раме.

Анабелла нервно взглянула в зеркало. Ее единственное зеркальце в Рэте представляло собой кружок прекрасно отполированного металла, искажавший все, что отражал. Она робко посмотрелась в стекло и была поражена переменами в своей внешности. О, она по-прежнему была некрасива, но теперь это не имело значения. И пока она робко восхищалась собой, Джин вдела ей в уши жемчужные серьги грушевидной формы и накинула на шею нить кремовых жемчужин, с которых свисало серебряное с золотом распятие.

– Милость Божья! – тихо ахнула Анабелла.

– Граф хотел, чтобы вы надели это сегодня. Теперь все это принадлежит вам, – сообщила Джин. – А теперь – туфли, и все будет готово. Мы не слишком задержались. Ангус не может пожаловаться.

Она весело хмыкнула. Анабелла сунула ноги в красивые кожаные туфли, расшитые жемчугом, и вытянула ногу, любуясь туфелькой.

– Не могу поверить, что все это отныне мое. Граф и вправду владеет волшебством, и теперь я чувствую себя почти хорошенькой.