Заложница. Испытание
Шрифт:
– Почему? – ощетинилась тень.
– Как рассказать маленькому ребенку, что такое боль, чем отличается ожог морозом от ожога огнем и как страшна темная вода омута, если он хоть краешком души или кончиком пальца не прикоснется к ним и не испытает на себе? – горько вздохнул в ответ мастер-тень.
– Но мы ведь давно не малые дети, – холодно прищурился герцог, – и вовсе не дураки, сумеем понять, если нам подробно объяснят!
– Понять – не значит поверить, – упрямо мотнул головой Ганти, – а за такое дело без истинного желания браться не стоит. Ничего не получится, испытано уже не раз. Я надеялся на ту веру, какая когда-то была у Мин. Думал, все объясню, и мы сразу отправимся в путь. Но когда понял, как сильно она меня ненавидит, поневоле отступился, и теперь эта дорога закрыта. Придется пройти все ступени и получить все те самые шишки, и дело вовсе не в том, что в победу должны поверить вы. Нет, это вам нужно завоевать полное доверие всех семи рас, и если согласие совета Сиандолла почти получено, то к остальным нужно идти и
Он смолк и уткнулся в свою тарелку, так тщательно выбирая из булочки изюм, словно это были жучки-древоточцы.
– Ты знаешь, Харн, как учат юных теней? Нет? Сейчас расскажу, – вдруг невесело усмехнулась Таэльмина, делая вид, будто не замечает, каким сверлящим взглядом уставился на нее бывший наставник, вмиг забывший про еду. – Так вот, тебе устраивают испытание и наблюдают, как ты с ним справишься. Секретов гильдии открывать я не буду, скажу лишь главное – иногда задачка так трудна и опасна, что никакого готового решения просто не существует и невозможно заранее придумать хоть какой-нибудь план. Но ты идешь и делаешь, так как твердо веришь: в самую последнюю минуту, когда кажется, будто спасения уже нет, придет он, твой ловкий и умный наставник и вытащит тебя из любой передряги. Это такая бездонная вера, которая сама по себе способна творить чудеса. И когда в один черный день оказывается, что человек, который был для тебя почти полубогом, вдруг спокойно передал тебя другому – как вещь, как котенка, то умирает не просто вера в него. Нет, вокруг со скрежетом и стоном рушится весь твой мир, и ты остаешься в нем совершенно одна, ведь старая вера рассыпалась пеплом, а новая еще даже не родилась. И как ни старайся, никогда она не станет настолько безграничной, как прежняя, это начинаешь понимать довольно быстро. Я так никогда до конца и не поверила своему новому наставнику, и потому мое существование превратилось в бесконечное суровое испытание на ловкость и сообразительность, непрекращающийся бой за свою жизнь и свободу. Покоя не было ни днем, ни ночью, ни дома, ни в гостях, ни в саду… Новый наставник оказался очень изобретателен и очень ловок, жестокая ловушка могла ожидать в любом месте, таиться в любой фразе и любом предмете. Помнишь розу, которую он принес в тот день? Это тоже была обманка, и брать ее в руки было опасно. Так вот, разумом я понимала, насколько ценна для гильдии, чтобы он позволил себе угробить меня окончательно, но той святой веры, какую я носила в душе к первому учителю, больше так и не возникло. Слишком поздно этот наставник каждый раз приходил мне на помощь, выносил из огня лишь после того, как я уже успевала наглотаться дыма и опалить брови и ресницы, давал противоядие, когда я уже корчилась на полу в предсмертных судорогах.
– Таэль… – не выдержал Хатгерн, сгреб ее в охапку и крепко притиснул к груди, прикрывая полой распахнутой куртки, словно мог спрятать от всех изуверств прошлого. Зашептал нежно и успокаивающе: – Забудь, теперь я рядом. И никогда тебя не отпущу и не брошу и не отдам никакой гильдии. А его убью…
– Это чистая правда, – отведя от них взгляд, горько проговорил Ганти и залпом проглотил остатки чая, – и все же это только одна ее грань. Тренировка самостоятельности – это самая важная часть обучения тени, хотя и самая неприглядная. Но никто из старших теней, решивших взять ученика, не вправе ею пренебрегать. Теперь, когда прошло больше пяти лет, могу признаться честно: именно потому гильдия и решила заменить меня на другого наставника. Я не сумел вовремя оторвать тебя от своего рукава. При мне ты никогда не раскрывала своих способностей до конца и не проявляла в полной мере свойственной тебе сообразительности и смелости. В надежде на мою помощь всегда тянула до последнего, упуская время и выгодные пути решения задач. И тем самым все время увеличивала шанс собственной неудачи, если не гибели. И это нужно было срочно исправлять, ведь во время выполнения настоящей работы тени надеяться не на кого и помощи ждать неоткуда. Потому и нужно вырабатывать стойкую привычку загодя предугадывать опасные ситуации и опережать действия противников. Вот в последней сделке ты сработала на отлично, успев опередить убийц Крисдано всего на несколько минут.
Мастер-тень поднялся с места и тяжело пошел к выходу, провожаемый гробовым молчанием.
Герцог старательно не смотрел на Ганти, нежно поглаживая по голове и плечам прижавшуюся к его груди Таэльмину, и откровенно наслаждался ее теплом и доверием. Однако, когда бывшему наставнику оставалась до двери всего пара шагов, тень решительно выскользнула из объятий напарника и ринулась за мастером.
– Ганти… погоди!
И в этот момент дверь резко, без предупреждающего стука, распахнулась и на пороге возникла встрепанная и запыхавшаяся Шенлия.
– Ганти… – начала она, рассмотрела Таэльмину, замершую почти рядом с успевшим полуобернуться наставником, и зашипела зло, как змея, которой наступили на хвост: – Оказывается, она жива!
– Никакой выдержки, – кротко заметила Таэль, успевшая мгновенно оценить ситуацию, – придется тебе ее наказывать.
– Придется, – так же безучастно вздохнул мастер-тень, пытаясь незаметно проглотить вдруг подступивший к горлу комок, и пошел прочь, подхватив под руку онемевшую от возмущения ученицу.
Нечего ей тут делать.
– Таэль, – пристально всмотрелся в лицо вернувшейся к столу напарницы
– Ничего я не решила, – помолчав, вздохнула она, – первый раз в жизни со мной такое. Просто почувствовала: он говорит правду и ему еще больнее, чем мне. И словно что-то подтолкнуло, ноги сами понесли. И это не интуиция, нет, я точно знаю, когда подсказывает мое предчувствие. Это ощущение мне не знакомо, но я не жалею. И сразу не жалела, и теперь, когда успела обдумать, тоже. Он ведь собирается идти с нами… Как я начинаю подозревать, для кого-то очень важно, чтобы мы нашли эту фею. И знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Не случайно стражи границы спасают попавших в беду людей. Именно среди тех, кто испытал всю тяжесть потерь и горечь предательства, могут оказаться люди, наиболее чуткие к чужой беде. Давай попытаемся еще раз поговорить с Ительсом… или нет, сначала с Изором. Не зря огры так защищают своих создателей, если бы вампиры не пользовались уважением, то мохнатые в лучшем случае смолчали бы.
– Мин, а может, ты просто отдохнешь? Ведь уже сколько дней мы не спим и не едим спокойно… – Хатгерну очень не хотелось напоминать тени о тех вещах, которые открылись ему несколько минут назад и потрясли до глубины души.
А он еще считал, будто у юных герцогов трудное детство! Подъем и тренировки строго по расписанию, а между ними – учителя всевозможных наук, от финансов до танцев, ведь герцог не имеет права хоть в каком-то вопросе показать себя невеждой. Это только молоденькие нахальные пажи, которых обожала держать при себе Ральена и немедленно после смерти отца выдворил из дворца он сам, всегда истово завидовали Харну, так как именно ему преданно улыбались придворные прелестницы, в упор не замечавшие зеленых ловеласов. А те распространяли упорные байки, будто легко заучивать бесконечные дипломатические выражения и артикли молодому герцогу помогает особое зелье, сваренное Бринлосом.
– Харн, – мягко улыбнулась вдруг тень, – не нужно меня жалеть. Тебе и самому, как я понимаю, тоже не очень-то пришлось полоботрясничать. Мне известно, как учат герцогов и графов, мой брат занимался почти столько же, сколько и я, только учителя и науки были разные. Наверное, если бы я не привыкла много заниматься с раннего детства, мне было бы намного труднее, но этого не было. Во мне всегда жило искреннее желание научиться тем вещам, какие умели другие, и делать это не хуже, а если удастся, то и лучше учителей. И я всегда чувствовала себя искренне счастливой, одержав очередную, хоть и маленькую, победу. Поэтому мне и не жалко саму себя, и ты не жалей. Вспоминая сейчас то время, я начинаю понимать, как много делал отец, чтобы у нас с Зарвесом все-таки было детство. Очень часто по вечерам нам устраивали маленькие праздники, и там было все лучшее. Фокусники и кукловоды, заставленные редкими сладостями столы и роскошные наряды. Ну и, разумеется, гости. Дети знатных соседей и придворных герцога, такие же, как мы, графы и графини. Теперь я понимаю, почему неотъемлемой частью этих вечеринок были различные викторины и игры на сообразительность, отгадывание головоломок, загадок и шарад. Наверняка и ты знаешь, как приятно выходить из них победителем, хотя лет с десяти побеждать явно мне уже не разрешали. Зато я вела тайный блокнотик и всегда точно знала, кому на самом деле должна была принадлежать очередная шкатулка или собачка, назначенная призом. Но и тогда я не считала себя несчастной или обделенной, мне нравилось иметь самую настоящую тайну и нравилось считать чужие промахи. Но мне никогда не грозила опасность заразиться спесью и высокомерием, уже на следующее утро я убеждалась, как мало знаю и умею по сравнению с тем же Ганти. Хотя был и в моей жизни трудный момент, когда умер отец и рядом не оказалось ни одной близкой души. Абсолютно никого, с кем я могла бы поделиться своим горем, заботами и сомнениями. Зарвес сразу же стал совсем другим человеком, и это было обиднее всего. И поэтому на эту тему я стараюсь никогда не говорить. А теперь… теперь пора звать спутников и начинать собираться в дорогу. Как мне кажется, новое промедление принесет нам очередные трудности, да и Ганти сегодня тоже заикнулся о потерянной возможности.
– Так, может, следует позвать его? – скрепя сердце предложил Хатгерн, предпочтя сделать вид, будто его успокоили ее слова.
– Ему нужно разъяснить своей ученице ее ошибки, он теперь и сам придет, как освободится, – уклончиво сообщила тень, спокойно допила чай и окликнула возившегося с посудой слугу: – Тук! Пожалуйста, пригласи сюда Изора и Ительса.
– Подожди минутку, Тук, – внезапно решился Харн, незаметно присматривавший за домовым, – я хочу тебя спросить… Если хочешь, отвечай сразу, если не можешь, так и скажи. Что такое запечатление? И какими неприятностями оно тебе грозит? И хоть словечком намекни, чем я обидел Ительса?
Домовой замер, как пойманный на месте преступления воришка, немного посопел и наконец, подняв на хозяев печальный взгляд, тихонько пробормотал:
– Так ведь нас… того… феи создали. А они владеют самой легкой и светлой, солнечной магией. И чувства у них светлые, а мы, как фейлы, этими чувствами кормились. А теперь их нет, и нам голодно, вот и привязываемся к тем, от кого такие же теплые эмоции исходят. Фейлов люди берут в приграничье, но там магии маловато, потому они и светят слабо, а мы начинаем сжиматься. – Тук виновато опустил плечики и выскользнул за дверь, а напарники, изумленно переглянувшись, принялись заново перекраивать уже почти сложившуюся у них картинку туземных отношений.