Заложница
Шрифт:
— Ты бросил учебу?
Стоун сдвигает пальцы выше, отчего у меня начинает еще больше пульсировать между ног.
— Я никогда не ходил туда.
Его слова отвлекают меня от ноющей боли, и я в замешательстве смотрю на него:
— Как это никогда не ходил? Есть закон, согласно которому каждый ребенок в обязательном порядке обязан получить образование. Нельзя просто так взять и не ходить в школу.
— Разве я выгляжу как человек, который подчиняется законам? — спрашивает он, еще сильнее сжимая пальцами мою кожу.
Теряясь
Следующий урок в школе начинается меньше, чем через час, но сейчас я словно нахожусь в другом измерении, где школа не имеет никакого значения. Когда я вместе с ним, я выхожу из своей темной коробки в настоящий мир. Просто еду по дороге в никуда, как давно об этом мечтала.
С ним я чувствую себя живой.
Я опускаю взгляд на пальцы Стоуна, и у меня мгновенно пересыхает во рту.
— Ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе? — спрашивает парень севшим голосом.
Я слышу вызов в его словах и понимаю, что Стоун предоставляет мне возможность остановить все это. И я откуда-то знаю, что он непременно остановится, если я попрошу его об этом.
— Нет! — говорю я чересчур быстро. — В смысле, я хочу этого.
— Но не здесь? — Стоун снова сжимает внутреннюю часть моего бедра, наглядно показывая, что имеет в виду.
— Я не знаю, — отвечаю я, в то время как все мое лицо горит.
— Нет, я думаю, ты знаешь.
Он видит меня насквозь, и от этого я чувствую себя беспомощной.
— Скажи это, именинница. Где ты хочешь, чтобы я коснулся тебя?
— Выше…
Неожиданно его рука исчезает, отчего я чувствую опустошение. Стоун поднимает руку выше, как я и сказала, но я имела в виду совсем не это.
— Нет! Я попросила не об этом. — Я смотрю на него, и Стоун дарит мне свою лучшую, дьявольски сексуальную улыбку. Возле меня сидит уверенный в себе мужчина, а не один из мальчишек на вечеринке.
— Нет? — спрашивает он медленно. — Ты сказала выше. Разве это не выше?
— Прекрати дразнить меня. Ты же знаешь, что я имела в виду. — Делаю глубокий вдох. Я знаю, что он делает: подталкивает меня сказать это вслух. — Ты можешь коснуться меня…
Его рука возвращается на то же самое место, где была минуту назад. Черт, он сведет меня с ума.
— Между ног, — шепчу я.
Стоун пододвигает руку ближе, но все равно недостаточно близко.
— Так? — дразнящим голосом спрашивает он меня.
— Ты жестокий, — в моем голосе отчетливо слышится хныканье.
— Это так, — отвечает Стоун серьезно. Его ответ заставляет меня дрожать, но совсем не от страха.
— Ближе, — я сглатываю, ища в себе силы сказать это. — Потрогай мой клитор. Сделай то, что я делала с собой сегодня ночью по телефону.
—
— Ближе, — умоляю я.
Стоун накрывает своей горячей ладонью чувствительное место между моих ног, и мой мозг буквально взрывается от ощущения прикосновений его пальцев.
— О мой бог, Стоун, — громкий стон вырывается из меня.
— Ты такая влажная, сладкая. Слишком влажная. — Он придвигается ближе, шепча мне на ухо глубоким голосом: — Ты хоть представляешь, насколько мне нравится слышать, как ты стонешь мое имя?
Пальцы Стоуна начинают проделывать круговые движения, сводя меня с ума.
Мои бедра непроизвольно начинают двигаться в одном темпе с его рукой.
— Тебе это нравится? — неожиданно спрашиваю я своего похитителя.
— Безумно. — Свободная рука Стоуна хватает руль, помогая мне держать курс прямо. — Слишком, бл*дь, сильно.
— Слишком сильно? — я учащенно дышу, плавясь под его прикосновениями.
Дыхание Стоуна щекочет мне шею, а бархатный шепот сводит с ума:
— Ты даже себе не представляешь. — В доказательство своих слов Стоун просовывает пальцы под резинку моих трусиков. Я судорожно втягиваю в себя воздух, когда его пальцы находят мой клитор. — Я хочу ощутить, как ты сжимаешься вокруг меня, — говорит он, скользя двумя пальцами ниже.
— Стоун… — пытаюсь возразить. — Я же за рулем…
— Я побуду твоими глазами. — Он тянется к приборной панели и включает круиз-контроль. — Помнишь, что я тебе говорил? Ты принадлежишь мне. — Стоун одним быстрым движением просовывает пальцы внутрь меня. — Кто-нибудь уже был в этой сладкой киске?
Я извиваюсь на сиденье, наслаждаясь интенсивностью движений его пальцев.
— Нет, — из меня вырывается не то полустон, не то полукрик.
— Как насчет игрушек?
Я издаю писк. В моем затуманенном разуме всплывает видение куклы Барби в розовом платье, но этот мужчина имеет в виду совсем иные игрушки.
— Нет!
— Даже не баловалась с овощами, пока родителей не было дома? — спрашивает он голосом, полным любопытства. — Может, длинный огурец или толстый цуккини?
— Нет, я никогда не делала ничего подобного.
— Но ты, должно быть, играла со своими пальчиками. Трахала себя одним из них. Или, может быть, двумя, тремя?
— Нет, я… — смущение заставляет гореть мои щеки, в то время как я не в силах связать предложение.
— Просто ласкала себя?
Господи, как он может произносить всё это вслух? Ни один парень, которого я знаю, никогда в жизни не осмелился бы сказать ничего подобного. Все эти ребята ходят в Сент-Мэтьюз — частную школу для мальчиков, с которыми мы проводим совместные школьные балы. Те парни спрашивают разрешения, прежде чем поцеловать кого-то, краснея, совсем как на уроке биологии во время рассказа о половых органах.