Заложник
Шрифт:
— И что мы потом будем делать?
— Разумеется, мы не станем спорить с ними, а просто попробуем снова поднять самолет в воздух.
Присутствующие переглянулись.
— А что думает по этому поводу криминальная полиция? — спросил Себастьян. — Их опыт может оказаться для нас весьма ценным.
— Я поговорю с Алексом Рехтом, как только мы закончим, — пообещала Эден. — А потом выйдем на связь с командиром экипажа.
Про себя она добавила, что в дальнейшем хотела бы видеть Алекса Рехта на оперативных совещаниях. Слишком мало остается времени
— А вы уже говорили с Келифи? — поинтересовался следователь.
— Пока нет, — ответила Эден.
Она оглядела коллег.
— Что скажете? Попробуем посадить «боинг», если криминальная полиция даст нам добро?
Присутствующие неуверенно закивали.
— Отлично, — подвела итог Эден.
— И еще… — поднял руку Себастьян.
— Да?
— Предупредите пилота, чтобы не сбрасывал топливо. Иначе он не сможет снова взлететь.
13
Рейс 573
В последнее время Эрик все чаще думал о сыне. Не слишком ли рано он обзавелся ребенком? Наверное, раннее отцовство — частый случай, когда мужчина имеет дело с женщиной на десять лет старше.
— Я больше не могу ждать, — сказала ему Клаудия. — Еще немного — и я вообще не смогу иметь детей.
Что ему было на это возразить женщине, чей возраст приближался к сорока? То, что он не готов? Это прозвучало бы несерьезно. Эрик рисковал ее потерять.
— Может, не стоит так торопиться? — волновался его отец.
Эрик не отвечал на подобные вопросы. Они с отцом никогда не понимали друг друга, ни когда Эрик был строптивым подростком, ни позже. Оба так и не смогли преодолеть стену, которая разделила их много лет назад. Время шло, но отец, похоже, по-прежнему не воспринимал Эрика всерьез. Несмотря на то что тот уже много лет жил с одной и той же женщиной, выучился на пилота и получил место в компании «Скандинавские авиалинии».
Какой смыл убеждать в чем-либо того, кто не желает тебя слышать?
— Тебе есть чем гордиться, — говорила Эрику сестра. — Только представить себе, как ты живешь! Бываешь за границей, и все такое. Тебе многие завидуют.
Он находил в ее словах утешение. Действительно, многие желали бы с ним поменяться хотя бы на некоторое время. Не стоило расстраиваться по поводу того, что отец придерживался другой точки зрения.
Но сейчас, оказавшись в положении штурмана на захваченном террористами самолете, Эрик жалел, что его отношения с отцом не сложились. Он признавался себе, что больше всего на свете хотел бы сейчас слышать голос Алекса. В его интонациях было что-то отрезвляющее, внушающее чувство безопасности. А это именно то, чего ему сейчас так не хватало.
Эрик вспомнил, что хотел оставить своего сына, когда тот был еще совсем маленьким. Какой ужас!
Он скосил глаза на Карима. Тот смотрел куда-то вперед отсутствующим взглядом, словно пребывал мыслями совсем в другом мире.
— Черт, надо же что-то делать, — сказал Эрик.
— Надо. —
— Но мы должны помнить о своих семьях.
Тут Карим впервые перевел глаза на Эрика:
— Поверь, ни о чем другом я не думаю.
14
Стокгольм, 11:00
Эрик родился в воскресенье. У Лены начались схватки, когда они были в гостях у родителей Алекса и угощались воскресным обедом. Во время родов Лене казалось, что ребенок ложится поперек, словно из последних сил противится тем, кто хочет вытащить его на свет божий. Эти слова Лены прочно засели у Алекса в голове. Именно таким он и воспринимал с тех пор своего сына. Не покладистым, как его сестра, а строптивым и несговорчивым.
«Как ты со мной, так и я с тобой».
Лена считала Эрика самостоятельной и деятельной личностью, но Алекс не видел в нем ничего, кроме упрямства. Не то чтобы он не любил сына, но что-то мешало ему сблизиться с мальчиком. Последствия путешествия в Южную Америку несколько лет назад превзошли все ожидания. Алекс хотел дать ему понять, что он не безразличен отцу и тот хочет стать частью его жизни. И это удалось. Эти несколько недель они были близки, как никогда; Алекс и не думал, что такое возможно.
Потом Эрик вернулся в Швецию. Алекс не понимал, что происходит, но видел, что их дружба стремительно идет на спад. После смерти Лены стало еще хуже, но не только это повлияло на их отношения. Сын совершал один сомнительный поступок за другим. Например, решил стать летчиком, когда авиакомпании увольняли своих пилотов одного за другим. Иногда Алексу казалось, что, если бы не его скептицизм в отношении сына, Эрик не нашел бы в себе сил сделать карьеру.
Не стал бы Эрик пилотом — не сидел бы сейчас в этом проклятом самолете. Разве Алекс нервничал бы так, если бы речь не шла о жизни его сына? Если бы не Эрик, Алекс посоветовал бы коллегам не пороть горячку и ждать дальнейших сообщений от террористов. Кроме того, ему было бы интересно, как поведет себя правительство.
Он пообещал шефу действовать профессионально и не проявлять личной заинтересованности, однако чувствовал, что переоценил свои силы. Теперь шеф назначил еще одного ответственного за эту операцию, чему Алекс был рад. Его не заботило, что это может ограничить ему доступ к информации.
В этот момент Алексу позвонила Фредрика Бергман.
— Как там дела? С самолетом, я имею в виду, — начала она без лишних предисловий.
Почему она его об этом спрашивает? Разве они только что не сидели вместе на совещании в Розенбаде? Что может он сообщить ей нового?
— Меня вызывают в СЭПО, — ответил Алекс. — Пока ничего не прояснилось. А у тебя что?
— Через десять минут встреча с министром. Больше я ничего не знаю, — сказала она.
Алекс предпочел бы, чтобы Фредрика работала не в министерстве, а с ним. Сейчас он, как никогда, нуждался в ее поддержке.