Заложник
Шрифт:
— Прости, — ответила она, — но сегодня я не могла отпроситься с работы только на том основании, что у меня дома плачет ребенок.
— Не просто ребенок, Эден. Твой ребенок.
— Разумеется, но по большому счету это действительно не такая уж проблема. А девочка должна понять, что она не пуп земли. Что мир не вращается вокруг нее и…
Микаэль тяжело вздохнул:
— Не думаю, что она так считает. Ей не нужна любовь всего человечества, она вполне удовлетворилась бы твоей.
Эден открыла рот, чтобы возразить, объяснить Микаэлю, что жизнь устроена не так, как бы ему хотелось. Но она устала и была слишком
— А как прошел твой день? — поинтересовалась она у мужа.
— Неплохо. У меня новая группа конфирмантов. Они такие же, как другие: на первый взгляд равнодушные, а на самом деле — страшно запутавшиеся.
Конфирманты. Эден нравилось о них слушать. Конфирманты Микаэля были достойным противовесом ее террористам. Микаэль продолжал рассказывать, пока она ела. Сама она ни слова не сказала о том, чем занималась весь день. Она видела, как Микаэль смотрел по телевизору репортаж о последних слушаниях в Верховном суде, и была благодарна ему за то, что он не задал ей ни одного вопроса на эту тему. Микаэль священник. Он не поймет, почему некоего Захарию Келифи нужно выдворить из страны.
Эден молча жевала лазанью. Все складывалось как нельзя лучше. Захария Келифи уже взят под стражу. Самое большее через неделю он отправится домой, в Алжир, сопровождаемый группой шведских полицейских. Все так, как и должно быть. Правосудие восторжествовало.
В доме было тихо. Диана спала, а Алекс Рехт сидел в своем кабинете. После напряженного рабочего дня сон не шел. Алекс чувствовал себя бодро. Диана широко улыбалась ему с фотографии на столе.
Дети ее приняли, но Алекс помнил, как плакала его дочь, когда он сообщил ей, что собирается жениться.
— Я страшно за тебя рада, — пробурчала она.
Алекс почувствовал в горле ком. Он сам был готов расплакаться, когда начинал думать о Лене, женщине, которая родила ему сына и дочь и с которой он надеялся пройти всю свою жизнь. Не всегда получается так, как хочешь. Он все знал, просто ужасно боялся, что после ее смерти все полетит к черту. Но Лена по-прежнему с ним. Хотя бы на этой фотографии, с детьми.
С первого взгляда на этот снимок, сделанный в последнее лето ее жизни, не скажешь, что с Леной что-то не так. Случайный взгляд не заметил бы ни усталости в ее глазах, ни того, как она похудела. От него ускользнула бы и тень тревоги на лицах детей. Девочка, как всегда, улыбалась. Но Алекс знал, как она выглядит, когда счастлива по-настоящему. На снимке не радость, а отчаяние.
А сын? В глазах мальчика затаилось столько обиды, что Алекс не мог смотреть на него без дрожи в коленях. Они так и не нашли общего языка и часто ссорились. Но Алекс все еще надеялся: когда-нибудь сын поймет, что не прав, и переменит свое отношение к нему.
Алекс отвел глаза от снимка и попытался сосредоточиться на работе. Итак, все угрозы оказались ложными. Никто не пострадал. Тем не менее на душе было неспокойно.
Четыре несостоявшихся взрыва. Почему не два, не три, а именно четыре? Четыре объекта в разных районах Стокгольма. Проверка на наличие взрывных устройств каждого из них и эвакуация людей потребовали огромных ресурсов. Быть может, это была всего лишь попытка отвлечь от чего-то другого, более важного? Таинственный
Вторник, 11 октября 2011 года
10
Рейс 573, 09:03
С утра все пошло не так. Эрик опаздывал на работу. Во-первых, задержался автобус. Во-вторых, электричка, которая должна была доставить Эрика на Центральный вокзал, тоже опоздала. В результате он не успел на экспресс до Арланды. Наконец, поезд, на котором Эрик добирался до аэропорта, двигался с замедленной скоростью по причине аварии, которая произошла рано утром.
Эрик старался держать себя в руках, тем не менее пот бежал по спине ручейками и ладони взмокли. К самолету придется бежать, а это не пристало такому опытному штурману, как он. Как и многое другое, к примеру засохшая каша на рукавах мундира.
Эрик радовался, что ему так быстро удалось получить место пилота. Упорный труд и врожденные способности — вот все, что ему для этого потребовалось. Ну и конечно, удача. Не многие делают такую карьеру в его возрасте.
Нервозность отдавалась болезненными ощущениями в желудке.
Что, если я не успею?
Ему позвонили за пять минут до прибытия поезда к южной платформе аэропорта.
— Сейчас буду.
Он знал, что сдержит слово.
С Клаудией разговаривал на бегу. Она позвонила просто так, хотела услышать его голос. Через час они с сыном тоже поднимутся на борт самолета, чтобы улететь в Южную Америку, в гости к ее родителям. А Эрик после этого рейса до Нью-Йорка уйдет в долгожданный отпуск. Чтобы допоздна сидеть в кабаках, пить и танцевать ночами напролет и спать до полудня. Мама Клаудии обещала присматривать за их сыном, когда потребуется. Так будет лучше всем. С маленькими детьми бывает трудно, иногда Эрик готов был отдать свою правую руку за возможность как следует выспаться. Поэтому и родителям, и детям нужно время от времени отдыхать друг от друга. Это лишь укрепляет отношения.
Контроль службы безопасности стал более тщательным в последнее время. Пожалуй, они даже перегибают. В конце концов, если пассажиру дозволяется взять на борт несколько литров спиртного, смешно просить его выбросить из багажа пилочку для ногтей.
Не обращая внимания на очередь, Эрик подбежал к ренгтен-сканеру. Контролер понимающе кивнул:
— Припозднились сегодня?
— Да, черт…
Оба сделали все возможное, чтобы ускорить процесс. Эрик прошел через металлодетектор, взял сумку с конвейера и побежал дальше.
Тут он увидел своего коллегу Карима Сасси. «Самый симпатичный мужчина из всех, кого я видела в жизни» — так отозвалась когда-то о Кариме Клаудия. Сасси имел рост под метр девяносто, был смугл, улыбчив и харизматичен. «В его глазах можно утонуть», — сказала Клаудия, прежде чем Эрика начали раздражать комплименты жены в адрес его коллеги.
Но он и сам любил Карима. Они работали вместе уже много месяцев и прекрасно ладили. Почти подружились. Эрику нравилось общество Карима, и он надеялся, что их отношения будут крепнуть.