Заложники обмана
Шрифт:
Потом его мысли обратились к худшему, к тому, что он почти не мог вынести и тем не менее хранил в себе как некий трагический дар, который боялся утратить. Он помнил ее, какой она стала перед смертью, – с поредевшими и тусклыми волосами, исхудавшую, его любовь, глядящую на него с той же самой подушки и напрягающую все силы, чтобы улыбнуться ему. Помоги ей Боже, она всегда находила эти силы.
У его жены была способность говорить такие слова, которые он не мог ни с чем сравнить, слова невероятно экстравагантные; в его устах они показались бы просто глупыми, но у нее они звучали будто так и надо, только
И все это произносила глубоко верующая девушка, которая пришла в его объятия невинной.
Естественно, что Бог возревновал и взял ее к себе. А идиоты врачи, не разобравшись, называли это раком.
Около часа ночи Джьянни расплатился с таксистом у подъезда перестроенного из склада дома, в котором он жил.
Тяжелый густой туман опустился на улицы нижнего Манхэттена, и улицы были пустынны, словно угрюмая ночь грозила бедой обитателям Co-Xo[ 1] , благоразумно укрывшимся от нее в своих квартирах. Едва такси отъехало, из-за угла вывернул темный седан и остановился у бровки тротуара.
[1]Со-Х о – район Нью-Йорка, где предпочитают жить люди искусства.
Джьянни увидел, как из машины вышли двое. Мужчины, одетые в смокинги, – помнилось, он видел их в музее.
Один из мужчин, повыше ростом, держал в руке атташе-кейс. Он и заговорил, когда они подошли ближе:
– Федеральное бюро расследований, мистер Гарецки. Я специальный агент Джексон, а это специальный агент Линдстром.
Оба вынули бумажники и показали Джьянни свои удостоверения. Художник взглянул на удостоверения при свете уличного фонаря.
– Что же я сделал? Наклеил на письмо не ту марку?
Агенты вежливо улыбнулись, но у Джьянни возникло ощущение, что улыбкам их научили в академии ФБР.
– Дельце небольшое, мистер Гарецки, – сообщил Джексон. – Можем ли мы подняться к вам и побеседовать несколько минут?
Джьянни постоял молча. Если дельце небольшое, то чего ради они явились в час ночи с субботы на воскресенье?
Он повернулся и провел их через парадную дверь к старому железному лифту.
Кабина поднималась, глухо лязгая, и Джьянни казалось, что у него из легких вышел весь воздух. Он словно бы заснул в лесной чаще, а пробудившись, обнаружил, что деревья вокруг горят. Он пытался найти причины визита агентов и не мог найти ни одной, которая бы ему пришлась по вкусу. Все это чепуха, твердил он себе, но ни секунды этому не верил. В самой потаенной глубине души он чувствовал, что ждал такую минуту не меньше двадцати лет.
Они трое стояли молча, не глядя друг на друга. Лифт, лязгнув в последний раз, остановился на десятом этаже, и они вышли.
Перед ними оказалась всего одна металлическая противопожарная дверь; Гарецки отпер ее, первым переступил порог и включил свет.
Мансарда занимала весь верхний этаж, когда-то принадлежавший фабриканту мужского платья. Три застекленных окна были проделаны в крыше; дальняя, северная,
Агенты остановились в центре жилого помещения, дожидаясь как воспитанные люди, когда хозяин предложит им сесть.
Джьянни кивнул в сторону дивана, а для себя придвинул стул с прямой спинкой. Агенты уселись рядышком. По сравнению с их весьма крупными фигурами вполне солидный диван вдруг показался маленьким.
– Мы хотели бы всего-навсего получить ответы на несколько вопросов, – заговорил тот, кто называл себя Джексоном, лысеющий, гладколицый мужчина со светлыми, почти бесцветными глазами; он держал атташе-кейс у себя на коленях и, по-видимому, был старшим по чину. – После этого мы удалимся и дадим вам возможность лечь спать.
– Что это за вопросы?
– Они касаются вашего старого друга. – Джексон достал из кейса какие-то бумажки, полистал их. – Я имею в виду Витторио Батталью.
Джьянни сидел с непроницаемым лицом.
– Мы хотели бы знать, когда вы его видели в последний раз и где он находится.
– Зачем он вам?
Тут впервые заговорил специальный агент Линдстром:
– Боюсь, мы не располагаем такой информацией, сэр. Мы лишь получили приказ найти мистера Батталью.
– Но почему вы обратились ко мне?
Свет падал сверху на голову Линдстрома, и его прыщавое лицо оставалось в полутени.
– Потому что начиная с детских лет вы были ближе к нему, чем кто-либо другой.
– Но так было больше двадцати лет назад. С тех пор я ни разу не видел Витторио и не слышал о нем ни слова.
– Трудно этому поверить, – заметил Джексон.
– Это тем не менее правда.
Джьянни заметил, как агенты обменялись быстрыми многозначительными взглядами.
Линдстром поднялся и прошел к застекленной стене в дальнем конце студии. Там он остановился и уставился на ряд темных зданий по другую сторону улицы.
Специальный агент Джексон сидел молча и делал вид, что читает бумажки, которые все еще держал в руке. Но Джьянни понимал, что все там написанное Джексон знает наизусть.
– Обратимся к основным фактам, мистер Гарецки, – заговорил он. – В тот самый год, когда вам и Витторио Батталье было по семнадцать лет, ваших родителей застрелил некий Ральф Курчио. Впоследствии вы убили его в отместку за смерть отца и матери. Через два дня вы покинули страну и по фальшивым документам уехали в Италию. Вы стреляли из пистолета системы “смит-и-вессон” тридцать восьмого калибра, и у нас имеются в качестве доказательств это оружие и снятые с него отпечатки ваших пальцев.
Джексон сделал паузу и одарил художника своей самой обаятельной улыбкой правительственного изготовления.
– Как видите, у нас все зафиксировано, мистер Гарецки. Для убийства не существует срока давности. Но если вы согласитесь сотрудничать с нами в этом маленьком дельце с Витторио Баттальей, то я уверен, мы сможем вам помочь в истории с Курчио. Он, кстати, был уголовником.
Джьянни Гарецки почувствовал нутром, что его начинает трясти. Только бы они этого не заметили. Больше всего ему хотелось, чтобы они не заметили его внутреннее состояние.