Заманчивая мишень

Мэрфи Уоррен

— Не важно. Что угодно. Главное — рассмешить Президента.

— Не знаю, смогу ли.

— Сможете. Все кончится через пятнадцать минут Идите, пообедайте как следует, пропустите стаканчик-другой, если хотите, и ждите у восточных ворот ровно в восемь пятнадцать.

— Непременно, — торжественно пообещал Орвилл.

— Не забудьте ингалятор.

— Я всегда ношу его при себе на случай приступа.

— Когда войдете в ворота, вдохните как следует. Стероиды поддержат вас до конца

церемонии.

— Отличная мысль. Так и сделаю, — согласился Орвилл Ролло Флетчер.

Он зашел в ресторан, довольный уже тем, что наконец-то оставил постылый номер, заказал превосходную грудинку, печеный картофель и хлеб. И две порции орехового пирога.

По пути из ресторана к нему пристал нищий в потрепанном пальто и склеенной липкой лентой темных летних очках.

— Подайте доллар, — попросил нищий негромким голосом.

— Извините, дорогой.

Нищий был явно пьян, поскольку тут же навалился на Орвилла, потом, правда, шатаясь отошел.

Орвилл похлопал себя по карману и с облегчением ощутил, что бумажник на месте. Однако руки его не нащупали ингалятора.

С колотящимся сердцем он осмотрел тротуар у своих ног, прошел обратно к ресторану, но безуспешно.

Слава Богу, ингалятор оказался у него в номере на тумбочке возле кровати. Странно, Орвилл был совершенно уверен, что, уходя, захватил его с собой.

— Нельзя забывать вансерил, — пробормотал он, пряча ингалятор в карман. В вестибюле Флетчер купил большой пакет соленых орешков. В последнее время они стали его любимым лакомством.

Глава 27

Римо Уильямс нашел мастера Синанджу на кухне Белого дома. Тот задирал президентского повара.

— Что за соусы ты навязываешь своему повелителю? — спросил Чиун.

— Французские. Я французский повар.

— Лжешь. Ты не француз.

— Я не назывался французом. Я французский повар. Готовлю блюда на французский манер. Я итальянец.

— Значит, готовишь на итальянский манер! А итальянский манер — это манер Борджиа. Ты Борджиа?

— Меня возмущают намеки, что мои кушанья ядовиты.

Увидя в дверях Римо, кореец сказал:

— Взгляни-ка на эту стряпню. Неудивительно, что Президент так располнел.

— Он сбросил десять фунтов с тех пор, как готовить ему стал я, — возмущенно заявил повар. Его высокий белый колпак негодующе задрожал.

Чиун держал в руках какие-то бутылки. Внезапно он шагнул к раковине из нержавеющей стали и крепко сжал над ней кулаки. Бутылки разлетелись на мелкие осколки. Мастер Синанджу отдернул руки так быстро, что голландский соус не испачкал ему пальцы и стекляшки их даже не коснулись.

Потом кореец нажал кнопку мусоросборника, и трудно сказать, что издавало

более громкий стон — стекло в устройстве или повар при виде этого.

Чиун уставился на него блестящими карими глазами.

— Отныне ты будешь подавать рис, приготовленный на пару, и не станешь портить его ни коровьим маслом, ни специями. Из птиц будешь готовить только утку. Можешь подавать любую рыбу, не испорченную твоими грубыми соусами. Курицу нет. Говядину нет.

— Первая леди любит моллюсков.

— Никаких моллюсков. У рыб нет панциря. У насекомых и черепах он есть.

— Я скорее уволюсь! — гневно произнес повар.

— И окажешь своей стране огромное благо.

— Тогда, пожалуй, не стану.

— Если ты будешь готовить сносную еду, а те, кто ее пробует, не умрут и не заболеют, то можешь остаться, — разрешил Чиун.

Повар сорвал с головы высокий колпак и в приступе ярости изорвал зубами накрахмаленную ткань в клочья.

— Папочка, можешь уделить мне минутку? — вовремя вмешался Римо.

Чиун оставил повара сражаться с мусоросборником.

— В чем дело, Римо?

— Я больше не ассасин.

Карие глаза корейца сузились. Гладкий лоб покрылся морщинами, а морщинки, расходящиеся от носа, напротив, разгладились от возмущения.

— Ты Синанджу. И будешь ассасином, пока твои ленивые кости не лягут гнить в землю.

— У меня новая должность.

— Глупец!

— Не обзывайся.

— Разве твоя новая должность называется не так?

— Оставь, Ты видишь перед собой нового Римо Уильямса.

— Ты выглядишь прежним Римо Уильямсом.

— Прежний был ассасином.

— А ты кто?

— Контрассасин.

Чиун холодно посмотрел на своего ученика.

— Как это понимать?

— Ассасин, который сражается с другими ассасинами.

Кореец недовольно скривился.

— Кроме нас с тобой, других ассасинов нет. Все остальные хуже и недостойны этого имени.

— Мне нравится, как это звучит. Римо Уильямс, контрассасин.

— Тупица, — отозвался мастер Синанджу, вспомнив слово, которое услышал на одном из флоридских пляжей так давно, что не использовал его уже много лет. — Ты тупица.

— Я не тупица.

— Контртупица, если так тебе нравится.

— Слушай, я просто пытаюсь найти себя. Что, нельзя?

— Поздно. Я нашел тебя много лет назад и по доброте душевной сделал родным. И что же получаю? Ни подарка, ни благодарности, ни уважения. Болван!

— Не называй меня так.

— Тогда ты называй себя тем, что ты есть — ассасином Синанджу.

— Я контрассасин. Чиун надул впалые щеки.

— Это все равно что сказать «антисинанджу».

Римо захлопал глазами.