Замена счастью
Шрифт:
Корине М. – подруге с острова Лесбос.
«Да даст тебе по сердцу твоему,
и все намерения твои да исполнит.»
(Пс. 19:5)
I
1
– Вы что так рано, Лидья Михална?
Валентина
– Сегодня же Дуля дежурит!
Девицу, к которой относилось восклицание, звали Юлей.
Но у Прокофьевны были какие-то личные счеты с женским именем «Юлия».
Эту она всегда аттестовала непечатным созвучием.
В разговоре со мной три первые буквы опускались – из уважения не к Юле, а ко мне.
– Нет, не Юля, – ответила я. – Дежурство мое. Сегодня среда.
– Надо же… Среда. Хм – и в самом деле среда.
Прокофьевна покачала головой.
– А мне казалось, уже четверг.
– Ясное дело, – я кивнула, выражая единомыслие. – За средой идет четверг. А где четверг – там завтра пятница. А пятница – прощай трижды любимая работа вплоть до понедельника.
Радость пятницы для меня уже полгода была больше, нежели простое предвкушение выходных.
Но я промолчала, поскольку эти нюансы мою собеседницу не касались.
– Как вы все правильно понимаете, Лидья Михална, – она вздохнула. – Без лишних слов и сразу в точку.
– Мастерство не пропьешь, – я усмехнулась.
На самом деле я пила не так уж много.
Потребляемая доза алкоголя входила в норму, обычного для женщины моего возраста, моего личного и социального статусов.
Мне было сорок пять лет.
После двух неудачных замужеств я осталась в беспроблемном одиночестве.
На работе я была небольшой начальницей.
При таких условиях жизни я выпивала не от тоски, а ради эндорфинов, альтернативных шоколаду и сексу.
– Это точно, – Прокофьевна кивнула, хотя сама, кажется, не пила. – И вообще, Лидья Михална, вы – мастерица, каких поискать. Истинный бог.
– Много народу сегодня? – пропустив необязательный комплимент в свой адрес, уточнила я.
– Как всегда. Полный набор. Восемь голов.
– Молодые?
Я поинтересовалась без всякой целесообразности.
Моя работа не зависела от мелочей, ни от качественных, ни от количественных показателей.
– Разные, – Прокофьевна открыла журнал. – В основном до тридцати. Только одному в пятьдесят неймется.
– Ставлю все, что есть и чего нет, что это Петровцев, – я усмехнулась.
В день дежурства у меня с утра искрилось хорошее настроение, хотя не всякая женщина это бы поняла.
– Он самый. Петровцев Эн-Эн. Ходит только на вас. Удивляюсь, как угадывает смену.
– Скажите, Валентина Прокофьевна, – спросила я. – А какой из себя этот Петровцев Эн-Эн?
– Какой? – она пожала плечами. – Да никакой. Раз увидишь, второй не узнаешь. Невысокий, сутулый, лысоватый. Усы, кажется, какие-то есть. Всегда костюм: то коричневый, то черный в полоску, как у гангстера… А вам-то что? Вы его все равно никогда не увидите.
– Да ничего. Спортивный интерес. Любопытно, кто запал на мои телесные достоинства, что ходит сюда, как в театр. Причем за немалые деньги.
– Все мужики – одинаковые кобеля, – констатировала Прокофьевна.
С этим было трудно поспорить.
К подобному мнению в определенном возрасте приходила любая женщина, если у нее имелась голова на плечах.
– Они уже пришли? – уточнила я.
– Сидят по кабинам, кулаки наготове. Можете идти работать.
– Иду уже.
Я перебросила сумочку с одного плеча на другое.
Прокофьевна кивнула и углубилась в журнал.
Кажется, она мне завидовала.
Мы были ровесницами, но существовали по-разному.
Впервые я вышла замуж еще в мединституте, развелась до диплома, не успев поменять фамилию.
Сейчас дочери было двадцать пять лет, они с мужем давно уехали в Москву, внуков я видела только на фото.
Во втором замужестве я была уже не такой дурой, чтобы беременеть.
Детей я не любила. Дочку завела под давлением стереотипов, слишком поздно поняв, что являюсь урожденной «чайлдфри».
С родителями – парой школьных учителей-пенсионеров – я не общалась много лет, разругавшись из-за своего образа жизни между замужествами, когда решила отделиться и потребовала разменять квартиру.
Сейчас я жила одна, ни на кого не оглядываясь и ни от кого не завися.
Прокофьевна сгибалась под бременем мамок-бабок, дядек-теток, сестер-племянников, детей и внуков, ее жизнь была сплошной каторгой.
Но каждый сам строил свою судьбу – и сам расплачивался за тяготы.
2
Я юркнула в кабинет – маленький, но мой собственный – и заперлась изнутри.
Настраиваясь на работу, я не спеша разделась догола: через голову стянула платье, спустила неброское белье, аккуратно скатала жутко дорогие компрессионные колготки, без которых не могла ходить в летнюю жару.
Из пакета, который приготовила дома, я вытащила спецнабор.
Лифчик на косточках поднимал выше крыши мою и без того приличную грудь. Плотные трусы из того же гарнитура были отделаны кружевом. Кружева кудрявились и на резинках полупрозрачных чулок.
Это белье было непригодно для жизни.
Твердые края чашечек впивались в тело, слишком высокие трусы натирали косточки, а в тонких чулках за несколько минут отекали ноги при том, что резинки передавливали бедра.
Но внешняя красота позволяла очень эффективно использовать его при кратковременной работе.