Замена
Шрифт:
Дождь барабанил, спина болела от неудобной позы, а я листала сайты, находя все больше выдумки. Правду старательно вычеркивали и вымарывали из сети. Во всяком случае, ее там стало меньше за последние два года, – и это было очень хорошо.
Еще ключевые слова не выводили на концерн «Соул» и его сеть учебных заведений. И это тоже казалось хорошим знаком. Я не знала, какая мне разница, но мне нравилось.
Я потянулась, подтащила ближе к стулу обогреватель.
«Замерзла».
Мерзли руки, и это плохо, особенно в свете того, что моя замена уже здесь. Я вспомнила о замене и встала: хочу чаю, не хочу
Большое кухонное окно смотрело в непроглядный октябрьский вечер. Когда-то давно, прочитав какую-то книгу, я мечтала о таком: чтобы за плитой и разделочным столом – сразу окно. Окно в моих мечтах выходило на что-то светлое, а за спиной кто-то весело смеялся.
Смех.
Смех похож на тонкие ножи, на шила, которые входят в сердце. Я их больше додумываю, чем чувствую, но сердце останавливается. Смех пахнет паникой. Там, в моих мечтах, за спиной всегда звучал детский смех. Здесь, в лицее… Здесь он тоже звучит. Иногда – слишком близко, слишком обидно. И от этого совершенно не весело.
Я поставила чайник, вспомнила, что он пустой, и торопливо открыла кран.
«Остановимся на этом. Просто остановимся».
В конце концов, или все плохо, или очень плохо. Надо помнить, что пока я могу быть проводником, меня не уволят. С другой стороны, появление еще одного проводника означает, что я скоро умру.
«Может означать», – поправила я себя, устраиваясь на стуле. Я гладила обогреватель, как кошку, открывала новую вкладку в браузере, и мыслям в голове становилось неудобно. Скорее бы головная боль вернулась: с ней проще. С ней не нужно плодить сомнений, предположений. Не нужно думать – достаточно знать и действовать.
Сын директора болен астроцитомой, подумала я, вводя логин и пароль. Это ужасное совпадение: ужасно символичное, ужасно интересное, ужасно… Ужасно ужасное. Оказывается, и так бывает. Потом я обнаружила две жалобы и на пару минут забыла о мсье Куарэ и тоскливой замене.
Увы, это были всего лишь некорректное обсуждение и фотография с высокой зернистостью. Именно что пара минут. Опять «+heGiF+Ed0nE» со своим хамством и опять какой-то новичок, который решил, что этот форум – свалка брака. Я выставила пользователям предупреждения и бегло просмотрела свойства злополучного фото. Камера у новичка была посредственная, чувство кадра отсутствовало напрочь, а ручные настройки… Они были, к сожалению. Удалить, открыть «новое личное сообщение», открыть рядом тему «Общие рекомендации» – и «копировать – вставить». Отправить сообщение.
Копировать – вставить.
Я пошла на кухню за чаем, думая о том, что было бы здорово не учить предполагаемых Ангелов, а испытывать их непрестанным «copy – past». Просто чтобы не привыкать. Не думать о них как о людях. Если бы можно было сделать этот лицей сетевым, отправлять сообщения аватарам и никнеймам. Если бы можно было вызывать вертолеты Белой группы к далеким-далеким анонимам.
«Я буду учить нелюдей!» – вспомнилось мне.
Нет, мсье Куарэ. Не так. Если бы был точный критерий отбора Ангелов, не было бы нужды в этой агонии. В этой болезненной школе, которую рекламируют как элитарную, передовую, экспериментальную. Лицей программы «Образование нового поколения» гордится своими результатами: успешные поэты, музыканты, программисты. В другом отчете идут иные данные, тоже образцовые: мимо системы не прошел ни один Ангел.
Мы получаем подозреваемых, учим детей и останавливаем Ангелов. И если никто не забудет об опустошенной породе, о тех самых чистых, но бесполезных людях, мы выпустим успешных творцов. Только в поэзиях выпускников шуршит пыль, в музыке дрожат капли холодного пота, гремит крик ночного кошмара, а программисты создают то, чего и сами не понимают.
Порой мне кажется, что лицей напрасно кого-то выпускает. Это «порой», как правило, совпадает с отсутствием боли – вот как сейчас. Потому я ненавижу чувствовать себя здоровой. Это так обманывает, это возвращает привычку думать не по-больному. Ущербная, наивная привычка.
Наверное, мсье Куарэ сегодня изолируют, чтобы не было неудобных пьяных разговоров.
Я почему-то решила, что он пьет.
Монитор светился сквозь душистый чайный пар. Где-то очень далеко друг от друга десятка полтора человек писали обидные сообщения, обсуждая гибридные фотоаппараты. Зрела очередная священная война, но это был не мой раздел форума.
Я выключила компьютер, вспомнила, что снова не разобралась с шумящим и подтекающим бачком. Вспомнила, что не поставила стирку и что материалы прошлого методсовещания еще предстоит разобрать. На часах уже почти восемь вечера, и чтение хорошей книги откладывается, поняла я. Ведь потом вспомнится подготовка на завтра, потом – достирает машинка, и всю синтетику можно – а значит, надо – прогладить.
За окном шумел дождь, мой настоящий вечер только-только начинался, а до головной боли оставалось около шести часов.
Я открыла глаза и сняла с груди электронную книгу. Прибор разрядился: я снова заснула за чтением. «Плохо. Интересно, сохранил ли он на этот раз закладку?» В голове пока что было ясно – так, покалывало немного, но в сторону таблеток смотреть еще не хотелось.
Повернув голову, я увидела, что проснулась за несколько минут до сигнала будильника. Что в комнате чисто, что я даже помыла чашку, а не оставила ее у компьютера, как обычно. В расписании над столом значился только один урок, и он был не первый и даже не второй. Щель между шторами подсвечивал солнечный блик.
«Все хорошо, Соня. Доброе утро».
И только когда я подняла голову над подушкой, в голове будто бы с шумом разорвался тетрадный лист – медленно, оглушительно, бесконечно.
Все было хорошо – и все как всегда.
Закрывая за собой домик, я увидела, что к двери приклеена табличка из картона с единственным словом: «Старуха». Простой кусок картона на уровне глаз. Я потрогала его ключом: записка разбухла от влаги и клея и легко отделялась от двери. Приклеили ее, скорее всего, рано поутру, и сделано это было единственно для меня.
И еще для скрытой камеры наблюдения, о которой лицеист не знал. Я оторвала табличку, смяла ее и представила, как прихожу в диспетчерский пункт и прошу проверить, кто был у моей двери этим утром.
«Весело», – подумала я и пошла в лицей.
Солнце пробивалось сквозь почти облезлый парк, блестело в каждой капле воды. У меня болела голова, карман все сильнее оттягивала баночка с таблетками, которые, увы, не в силах вернуть настроение. «Старуха». Цепочка памяти дернулась, потянулась в прошлое: «Бессмертная», «Эта», «Белоголовка», «Ты-умрешь»…