Замена
Шрифт:
– А, так вы даже разговаривали?
Какая интересная улыбка. Утро, столовая, Соня Витглиц: «Да, разговаривали». Майя Фоглайн, вечер, учительское общежитие: «Она заигрывала с сыном директора прямо перед классом». Я промолчала. Каши оставалось еще много.
– Я-асно! – снова протянула Майя, которую устроило даже отсутствие ответа.
«Меня это удивляет? Нет, это меня не удивляет».
– Ты
– А, так ну да! – спохватилась куратор. – Я же тебе о чем и говорю. Сначала – дурак дураком, а потом разошелся не на шутку… Слу-ушай! Витглиц, а дай почитать этого самого Гете, а?
Я подняла взгляд, пытаясь понять, что не так. У меня сейчас просили книгу. И вроде даже просила Майя. И это, разумеется, был не сон.
– Нет, ну он так шикарно рассказывал про эти самые семнадцать сонетов, – Фоглайн вздохнула. – Старый поэт, молодая любовь. В жизни ведь ужас, да? Но красиво как получилось!
Да, согласилась я. Красиво. Но книгу дам только электронную.
– Со-ня! Размораживайся.
«Действительно, что это я?» Каша ждала. А Майя сейчас скажет, что если бы она не видела меня на уроках, то считала бы меня…
– Простите, можно?
Гете, семнадцать сонетов. Что же вы такое рассказали в 2-С, Куарэ? Я подняла голову. К счастью, Анатоль подошел с пустыми руками – просто поговорить.
– Присаживайтесь, конечно!
Это была Майя – само воодушевление.
Я рассматривала Куарэ-младшего – на этот раз без жутко кривящей линзы боли. Была банальная и правильная мысль: «Он похож на отца». «Он совсем другой», – была мысль странная, но очень естественная: скулы Анатоля Куарэ мягче, чем у директора, почти девичий подбородок. У решительных людей таких лиц не бывает, сказал бы Джек Лондон. У нерешительных, впрочем, тоже.
Я плохо разбираюсь в людях с первого взгляда. Что значит его небритость? Общую неаккуратность? Богемность? Ему так нравится или ему просто все равно?
И, наконец, почему мне это все интересно?
К счастью, последний вопрос был легким. Ответ на него сейчас суетился внутри моего тела и назывался «кеторолак». Редкое побочное действие – изменение настроения, гиперактивность. Я становлюсь любопытна, зато не болит голова.
– Мисс Витглиц, вам еще плохо?
Я моргнула. Куарэ-младший – небритый, непонятный и вообще странный – смотрел на меня с участием.
– Нет.
– А… Гм, – произнес Анатоль.
Руки он сцепил на столе и поигрывал кистями. Явно жалел, что не взял себе чего-то «для приличия». И кольца у него на пальце не было.
По лицу Маны было видно, что она прямо тут готова просветить новоприбывшего насчет меня и держится только на честном слове и остатках
– В общем, вы знаете, мне тут у вас даже понравилось. Первый урок так легко прошел…
Я молчала. Ему явно было неудобно, но очень интересно. Он то ли никогда не работал в школе, то ли… То ли. Я действительно плохо разбиралась в малознакомых людях.
– Да-да! – счастливо поддакнула Майя. – Замечательный первый урок! Мне так понравилось, что я вот даже попросила Витглиц…
«Мычание ей, значит, понравилось», – подумала я, переводя взгляд на жизнерадостное лицо куратора Фоглайн.
– Я по Гете учил немецкий. По текстам и аудиокнигам, – серьезно похвастался Куарэ. – Звук «р» в разговорном – это самое сложное. А вот читать – просто.
– А долго учить пришлось? – спросила Майя.
Она устроила щеку на ладони и смотрела на Куарэ сбоку и снизу вверх: убийственная позиция для стрельбы глазами.
– Около полугода, – улыбнулся ей Анатоль.
Я подняла пустую тарелку и встала.
– Э, мисс Витглиц?
Я обернулась. Из-за плеча Анатоля выглядывала недовольная Майя.
– Я остаюсь, – глухо сказал он. – Вам, наверное, стоит знать.
– Почему?
– Но… Вам ведь нужна помощь?
«Не нужна, на самом деле. Хотелось бы, но не нужна. А вот тебе был нужен повод, чтобы заняться делом своей матери».
Майя сделала глазами «О-о-о!» и подскочила со счастливой улыбкой. Вопрос Куарэ был куда лучшей добычей, чем попытка увлечь его с первого взгляда.
– Ну, вы общайтесь, а я засиделась, – затараторила она. – Соня, заскочи заполнить мне журнал, хорошо?
– Да.
В маленькой столовой становилось людно. Учителя, которым нужно было только на второй урок, сходились в поисках чашечки кофе, неоновые лампы становились все тусклее: за окнами разошелся наконец серый осенний день.
– Мисс Витглиц, с вами точно…
– Да, мистер Куарэ.
Мне расхотелось разговаривать с ним. Он не понимал почему, но оставался, наверное, считая, что из-за меня. И это так благородно, что манной каше в желудке становится тесно.
– Вы считаете, что я не справлюсь?
Неожиданно. Мнительность? Пусть будет мнительность.
– Я вас не оцениваю.
«И дайте уже мне уйти».
– Я смог провести урок без подготовки, – вдруг твердо сказал Куарэ и тоже встал. – Не какой-то там доклад – урок, мисс Витглиц. Если бы не один ученик, все было бы идеально.
Знакомое ощущение. Ужасное и знакомое, и этого быть не могло, но это было, потому что Куарэ-младший продолжал:
– …Он так смотрел на меня… Ну, то есть, так слушал, что иногда мне казалось, будто…