Заметки о Ленине. Сборник
Шрифт:
Почему бы не могла подобная вещь повториться в нашей истории?
Почему бы нам впадать в отчаяние и писать резолюции — ей-же-ей — более позорные, чем самый позорный мир, резолюции о „становящейся чисто формальною Советской власти“?
Почему тягчайшие военные поражения в борьбе с колоссами современного империализма не смогут и в России закалить народный характер, подтянуть самодисциплину, убить бахвальство и фразерство, научить выдержке, привести массы к правильной тактике пруссаков, раздавленных Наполеоном: подписывай позорнейшие мирные договоры, когда не имеешь армии, собирайся с силами и поднимайся потом опять и опять?
Почему должны мы впадать в отчаяние от первого же неслыханного тяжкого
Стойкость ли пролетария, который знает, что приходится подчиняться, ежели нет сил, и умеет потом, тем не менее, во что бы то ни стало, подниматься снова и снова, накапливая силы при всяких условиях, — стойкость ли пролетария соответствует этой тактике отчаяния, или бесхарактерность мелкого буржуа, который у нас, в лице партии эс-эров, побил рекорд фразы о революционной войне?
Нет, дорогие товарищи из „крайних“ москвичей. Каждый день испытаний будет отталкивать от вас именно наиболее сознательных и выдержанных рабочих. Советская власть, скажут они, не становится и не станет чисто формальной не только тогда, когда завоеватель стоит в Пскове и берет с нас 10 миллиардов дани хлебом, рудой, деньгами, но и тогда, когда неприятель окажется в Нижнем и в Ростове-на-Д. и возьмет с нас дани 20 миллиардов.
Никогда никакое иностранное завоевание не сделает „чисто формальным“ народное политическое учреждение (а Советская власть не только политическое учреждение, во много раз более высокое, чем виданные когда-либо историей). Напротив, иностранное завоевание только закрепит народные симпатии к Советской власти, если… она не пойдет на авантюры.
Отказ от подписи похабнейшего мира, раз не имеешь армии, есть авантюра, за которую народ вправе будет винить власть, пошедшую на такой отказ.
Подписание неизмеримо более тяжкого и позорного мира, чем брестский, бывало в истории (примеры указаны выше) и не вело к потере престижа власти, не делало ее формальной, не губило ни власти, ни народа, а закаляло народ, учило народ тяжелой и трудной науке готовить серьезную армию даже при отчаянно трудном положении под пятой сапога завоевателя.
Россия идет к новой и настоящей отечественной войне, к войне за сохранение и упрочение Советской власти. Возможно, что иная эпоха, — как была эпоха наполеоновских войн, — будет эпохой освободительных войн (именно войн, а не одной войны), навязываемых завоевателями Советской России. Это возможно.
И потому позорнее всякого тяжкого и архи-тяжкого мира, предписываемого неимением армии, позорнее какого угодно позорного мира — позорное отчаяние. Мы не погибнем даже от десятка архи-тяжких мирных договоров, если будем относиться к восстанию и к войне серьезно. Мы не погибнем от завоевателей, если не дадим погубить себя отчаянию и фразе».
Когда перечитываешь теперь XV том сочинения Ленина, все, что говорил и писал наш гениальный вождь, кажется всякому читателю ясным, убедительным, чуть ли не само собой разумеющимся. Метод Ильича, его основной подход ко всем явлениям социальной жизни, принципы его классовой тактики и стратегии более или менее усвоены теперь всеми сознательными членами партии, но не так было в тот момент, когда тезисы о мире впервые ставились Ильичем. Многим товарищам мысли Ильича казались еретическими и раскол в партии казался как будто неизбежным. В резолюции, принятой 24 февраля 1918 г., Московское областное бюро нашей партии вынесло недоверие Ц. К-ту, отказалось подчиняться тем постановлениям его, «которые будут связаны с проведением в жизнь условий мирного договора с Австро-Венгрией», и в об’яснительном тексте к резолюции заявило, что «находит едва ли устранимым раскол в партии» [40] . Более того, в самом Ц. К. и среди
40
См. цитируемый том, стр. 109.
41
См. цитируемый том, стр. 621.
10 февраля в Бресте мирные переговоры были прерваны. Троцкий, от имени русской делегации, заявил, что Россия насильнический мир отказывается подписать, но войны продолжать не будет и демобилизует армию. Результаты известны. Уже 17 февраля началось немецкое наступление. Как предсказывал т. Ленин, русская армия никакого сопротивления немецким войскам не оказала. Уже перед заключением Брестского мира т. Ленин в беседе с т. Радеком доказывал, что войну вести невозможно, ибо мужик голосовал против войны. «Позвольте, как это голосовал», спросил т. Радек. «Ногами голосовал, бежит с фронта», ответил т. Ленин.
На заседание Ц. К. от 18 февраля Ленин внес предложение: «Немедленно обратиться к германскому правительству с предложением немедленного заключения мира». Предложение принимается 7 голосами; против голосовало 6 при одном воздержавшемся [42] .
На наше предложение мира германское правительство ответило пред’явлением новых тягчайших условий по сравнению с первоначальными немецкими условиями.
На заседании Ц. К. 23 февраля Свердлов огласил германские условия. И на этом заседании три члена Ц. К. голосовали против немедленного принятия германских предложений и настаивали на войне, четыре воздержались и, таким образом, Ц. К. семью голосами из 15 присутствовавших решил принять немецкие условия.
42
См. там же, стр. 629.
На этом заседании Ленин три раза брал слово. Он заявил, что политика революционной фразы окончена. Если эта политика теперь будет продолжаться, то «он выходит из правительства и из Ц. К. Для революционной войны нужна армия, ее у нас нет. Значит надо принимать условия» [43] .
«Я не хочу революционной фразы, — заявил Ленин. — Немецкая революция еще не дозрела. Это требует месяцев. Нужно принимать условия. Если потом будет новый ультиматум, то он будет в новой ситуации».
43
Там же, стр. 632.
Итак, тов. Ленину приходилось ставить своего рода ультиматум и заявлять о своем выходе из правительства и Ц. К., если политика революционной фразы будет продолжаться. Тов. Ленину не пришлось, к счастью для Советской России и всего ее будущего, привести свой ультиматум в исполнение, ибо его точка зрения была принята на упомянутом заседании Ц. К. Имена шести товарищей из 15-ти, голосовавших за предложение т. Ленина, заслуживают быть занесенными в историю: Зиновьев, Свердлов, Смилга, Сокольников, Сталин, Стасова. Из статьи Овсянникова «Ц. К. Р. К. П. и Брестский мир» явствует, что Зиновьев и Сталин целиком поддерживали точку зрения Ленина уже на заседании от 9 января.