Заметки «спартанца»: открытый дневник
Шрифт:
Итак, вот эти слова Л. Соловьева о квинтессенции счастья:
– …Теперь я попытаюсь, конечно, сам найти, – не знаю, выйдет ли что-нибудь?
Величаво и тожественно, в содружестве звезд, плыла земля сковзь голубую мглу ночи, вечер шелестел в деревьях, кричали ночные птицы, благоухала трава, обильно увлажненная росой, билось сердце в груди Ходжи Насреддина – и во всем этом он вдруг ощутил с полной несомненностью свою веру и понял ее, хотя назвать еще не умел. Переполненный порывом, восторгом и беспредельным счастьем любви к миру, чувствуя ответную, такую же беспредельную любовь живого мира к себе, сливаясь со всем сущим вокруг, но не растворяясь в нем и сохраняя себя, – он шагнул в одно из тех драгоценных мгновений, что соприкасают человека с великим и вечным круговоротом жизни, куда смерти доступа нет и не будет!
Его вера всё громче звучала в его душе и переливалась через края, но слова для нее, неповторимого и единственного, он в своем разуме не находил. А между тем чувствовал, что оно есть, и где-то близко; он напрягал все силы, дабы пламя его души поднялось в разум и зажгло его этим великим словом; и когда, казалось ему, он уже вконец изнемог от непомерных усилий, – слово это вспыхнуло в нем, блеснуло, сверкнуло и, перелетев на уста, обожгло их незримым огнем.
– Жизнь! – воскликнул он, вздрогнув и затрепетав, не замечая слез, струившихся по лицу.
И все вокруг дрогнуло, затрепетало, отзываясь ему, – и ветер, и листья, и травы, и далекие звезды.
Странное дело: он всегда знал это простое слово, но проник во всю его бездонную глубину только сейчас, – и когда проник, это слово стало для него всеобъемлющим и бесконечным.
…С того памятного дня, когда ему на могиле старца открылось вещее слово, он начал жить уже не так, как раньше: он начал жить в ясности, не смущаемый никакими сомнениями, не угнетаемый путаницей и кажущимся хаосом мира, ибо имел ко всему верный, истинный ключ…
Понимаю, что не могу здесь не привести свою «Оду дерева к человеку»:
Жилы деревьев замерзли.
Пламя костра угасло.
Летучие снежинки молчаливы.
До боли в груди тоскливо.
Дышать невозможно.
До изнеможения оцепенело тело.
Слышу стон твой неторопливый.
Угли – в груди.
В коре – ссадин пелена.
Припорошило нас.
Стоим мы сиротливо и недвижимо.
Как захотелось превратиться в камень сей.
Как хочется уйти от чувств любых.
Как я завидую камням!
Вы недвижимы, монументы,
нет чувств, ни боли,
ничего – есть только мрамор.
Холодный жесткий мрамор.
– Нет, человек, не говори так! —
Услышал зов я дерева вдруг. —
Ты можешь петь, идти, дышать,
ты можешь даже танцевать, читать,
ты можешь что-то сложное создать,
ты можешь созидать, любить, прощать,
когда-то ненавидеть, если уже мочи нет совсем.
Задумайся! Опомнись!
Ведь это счастье, человек!
А я дышу, смотрю все на один и тот же пейзаж —
он ведь годами так незримо проходит мимо.
Я знаю все его кусочки, всех, кто
сменяет одно столетие за другим – я уже древний,
одна зима сменит другую,
потом и лето вдруг придет —
одно, другое…
И ребята, которые вот только тут играли у куста,
уж будут седовласыми старцами,
сидящими в сем сквере у пруда.
И я, и пруд, и эта вот аллея, скамьи —
всё неизменно здесь
уж несколько десятилетий; и
вдруг тут появился ТЫ!
Услышал зов я твой незримый,
так подойди ко мне же, человек,
ты прикоснись к заснеженным
сим жилам,
чтобы в тебе разжег я огонек
там тлеющей могилы.
Не дай себя согнуть, сломать,
верь в ту звезду, что
воссияла вдруг тебе
в ночной той мгле!
Ты можешь! Слышишь?
Ты должен донести то слово,
что внутренности все твои съедает
здесь ежесекундно!
Так прикоснись ко мне, собрат,
я силами с тобою поделюсь,
которые я скапливал годами,
и верил, что придет ко мне герой,
который будет плакать этими слезами!
Поверь, живой я!
Я могу тебе отдать себя!
Не торопись, не бойся, подойди поближе
и прикоснись к коре —
она тебя услышит.
Ты человек! Тебе дано так много,
но мало так осилил ты.
Очисти помысли свои,
я чувствую дыхание и
сердца стук – тук-тук, тук-тук.
Я все тебе сказал, мой друг,
иди и помни – здесь я,
я помогу тебе в минуты радости и скорби,
я силы дам тебе,
вдохну в тебя огонь,
чтоб бросил думать ты про свой конец сейчас.
Не время! Нет! Иди!
И бог тебя храни.
– Спасибо, старец вековой, навек и я твой.
Мечтам своим не изменю.
Дела мои увидишь ты!
И дуб мой вековой, тебя храни.
День пятнадцатый (21 июля, воскресенье). Знакомство с Юрием
Продуктивно. В 4:30 подьем. Силы есть. Новый напарник – мужчина. Странно звучит))) Будет явно по-другому строиться общение. Хорошо, что взгляд с разных сторон и разных полюсов: женский и мужской. Будет над чем подумать.
Уже не страшно, а даже драйв какой-то, нет опасений и страхов – на третьей неделе они уходят. Начинаешь думать о чем-то другом, о том, как объяснить свои цели и понять цели напарника. Как много разных мыслей с разных сторон.