Замкнутое пространство (сборник)
Шрифт:
— Черт-те что, — пробормотал он и резко повернулся к толстяку. — Вот что: вы точно знаете, что у него не осталось потомства?
— Насколько мы успели понять, нет, — лепет дедули прозвучал крайне невыгодно. — Контактов не зафиксировано…
— Славно! — хлопнул в ладоши гость. — Молодцы! Если принять во внимание его контакты с собственными родителями, то перспектива вообще безоблачная. Забота, внимание, сплошное баловство, элитное образование… — Он склонился над дедулей. — Вы понимаете, что он может не знать, есть ли у него дети? А что, если есть? Что тогда? Что, если он их под забором настрогал, застигнутый внезапной романтикой? А?.. Не слышу!.. "Насколько мы успели понять", —
Хозяин чуть не плакал:
— Но как мы можем знать наверняка? — он всплеснул руками.
— Тогда на кой дьявол вы вообще нужны? — недоуменно пожал плечами Аль-Кахаль. — Что это за работа? Где сила мысли, где творчество? Я давно говорил Главному, что параллельные структуры вредят делу. Все должно быть сосредоточено в одних руках! Какие-то взрывы, стрельба, наезды… Только я собрался вмешаться, помочь, как вы все испортили. Я про пустырь говорю, гость передернулся, намекая, что разговор о таких материях, как пустырь, унижает его достоинство. — Майора вы тоже лекарствами накормили?
— Нет-нет, живой пока, — заверил его дедуля.
— Ну, можете накормить, — махнул рукой Аль-Кахаль. — Вряд ли я найду ему применение. Впрочем, не забивайте себе голову чепухой. Дети! прикрикнул он. — Все силы, вся энергия — на поиски детей! Чтоб каждую сифилитичку допросили! Это работа нудная, кропотливая, вот и выполняйте. А я займусь непосредственно субъектом, оперативными мероприятиями. Допрошу, хотя что толку? Он, может, ни сном, ни духом… Если после его устранения все останется без изменений, то значит, дети есть. И все внимание, мой свет, переключится на вас, — и Аль-Кахаль мечтательно оскалил мелкие зубы, числом в сорок пять и росшие местами в два ряда. — Спалить вас — дело нехитрое, зачем? Незачем, будет иначе, — ответил он сам себе и начал застегивать плащ. — Собственно, это все. Никакие конкретные вопросы я с вами обсуждать не собираюсь. Уж больно вы тупой. Я приходил довести до сведения. Опосредованная связь ненадежна — можете не понять. И в глазки хотел заглянуть, — и он приблизил свое лицо к дедулиному. — В маленькие, глупенькие, свиные глазки, в поросячьи глазки, в глазки младенчески пустые, бессмысленные, оловянные…
…Оставив хозяина держащимся за сердце, Аль-Кахаль покинул кабинет. Возле входной двери он немного задержался. Приняв мгновенное решение, он заломал горничную, впился ей в губы и запустил ей жало глубоко в рот, в верхние отделы пищевода. Рука метнулась под фартук, другая ухитрилась захватить в горсть недоступный крестец. Завершив поцелуй, Аль-Кахаль оттолкнул партнершу, ногой распахнул дверь и, оставив ее болтаться взад-вперед на петлях, вышел из квартиры. Очутившись снаружи, он прыгнул в трамвай.
— Берите билеты — и вам ничего не будет! — монотонно кричала кондукторша, протискиваясь в толпе. — Оплачивайте проезд! Оплачивайте проезд, — налетела она на Аль-Кахаля.
Тот двумя пальцами взял ее за ремень и выпятил губы.
— Вы хотите продать мне билет? — спросил он дружелюбно.
"Льдинка", растопленная в организме Будтова вечером, к утру обернулась айсбергом. Большая часть айсберга, как водится, скрывалась глубоко в желудке, и Захария Фролыч на минуту прекратил свой отчаянный бег, прислонившись к стене. Его захватил кашель; кашляя, Будтов силился восстановить давно утраченный рвотный рефлекс, надеясь избавиться от айсберга. Глыба очень мешала утренней пробежке.
Рядом с Захарией Фролычем кашляла Даша. Ее дела были не лучше, если не хуже, но похмельная смекалка подсказала ей верное средство, о котором Будтов, чьи мысли были заняты бегством, забыл. Даша похлопала его по карману, намекая на бутылку.
Тут же вспомнил о ней и Захария Фролыч, но перемены уже стали необратимыми. Будтов отвел Дашину руку, вытер рот, и изнеможенно опустился прямо на асфальт.
— Не сейчас, — прохрипел он слабо. — После. До бати доберемся — там можно…
— Ну, глотнуть только, — попросила Даша. — А то никуда не пойду.
— Как хочешь, — отозвался Будтов. — Оставайся здесь, коли жизнь не дорога…
Даша вспомнила грохот ударов, топот ног и приглушенную ругань. И сразу пришла в неописуемую ярость, непонятно чем вызванную — то ли ночными событиями, то ли отказом спутника.
— Это все ты, чмо! — закричала она. — Сука! Что — в меня стреляли, да? На хрен ты вообще приперся? Отвечай теперь за тебя!..
Будтов, не отвечая, полез за пазуху, вынул визитку и задумчиво уставился на адрес клиники.
— Кажись, оторвались, — пробормотал он, не обращая внимания на упреки Даши.
Наконец, он утвердился в своем решении.
— Да, так и сделаем, — сказал он твердо. — Скину тебя бате, посидишь там, а я схожу разузнаю, что… — тут Захария Фролыч прикусил язык. Он вдруг сообразил, что о некоторых вещах разумнее молчать. Даше совершенно не обязательно знать, куда он отправится от бати.
Спутница Будтова замолчала, удивленная странностями его поведения. Ей показалось, что во всей фигуре Захария Фролыча проступили благородство и сила, которых там не было отродясь. "Мерещится с бодуна," — подумала Даша и протерла глаза. Однако перечить Будтову больше не собиралась. "В конце концов, плевать, — рассудила она. — К бате придем — похмелюсь. А то я умру. Ведь это невозможно? Невозможно. А значит, похмелюсь". И мысли побежали по кругу заводным паровозиком. Игрушечные рельсы дыбились, семафоры взбесились, близилось крушение с многочисленными человеческими жертвами.
Они снялись с места и вошли в отвратительный скверик, украшенный детской избушкой, детей в которую не пускали с первого же дня ее возведения.
— Мы пойдем дворами, — поделился планами Будтов. — Улицы наверняка прочесывают.
Даша с силой втянула в себя воздух, потом отхаркнула густую слюну.
— А что ты им сделал, Фролыч? — спросила она уже другим тоном, покорившись тяжелой женской доле. — Кто они такие?
— Радикалы, — ответил Захария Фролыч так, будто это слово ему о чем-то говорило.
— Бандюганы, да? — Даша семенила и, стараясь ступать с ним в ногу, спотыкалась.
— Угу, — кивал Будтов, поминутно оглядываясь и пригибаясь.
Соседний двор оказался безлюдным, следующий — тоже.
— А где твой батя живет? — миролюбиво осведомилась Даша.
— На Колокольной, — буркнул Будтов, отчаянно пытаясь свести одно с другим.
Даша присвистнула.
— Далеко! А чего ты врал, что сиротка? Бедный, заброшенный…
— Не врал, а сам так думал. Мы с ним как-то раз случайно столкнулись, он стакан искал. Меня чего-то занесло в его края, уж и не помню, зачем. Ну, и вот. Он с пузырем шел, я попросил глоточек, а он, наверно, что-то почувствовал. Учуял родную кровинку. Иначе с чего ему мне наливать? А так только стакан спросил. Ну, я мигом крутанулся, нашел чью-то кладочку, позаимствовал. Выпили, разговорились. Тебя, спрашивает, как звать? Захария Фролыч, говорю. А он мне: надо же, етить! Ведь я-то Фрол Захарьевич, вот штука! Дальше слово за слово, ну и…