Замок Эйвери
Шрифт:
Поднимаюсь по лестнице со склянкой, Рем встречает меня нервно расхаживая около входа в гостиную.
– Видишь ли, Рем, я сегодня пьян, и собираюсь напиваться и дальше, так что ты иди-ка в спальню, будь хорошим волчком, свернись там клубком и поспи. А я буду рядом - здесь, в гостиной. Ведь я буду ещё и курить сигареты, а тебе в образе волка этот запах особенно противен, я же знаю, ты сам потом рассказывал. Я сажусь на ковёр, призываю из бара большую пятигранную бутыль огневиски и затягиваюсь сотворённой сигаретой.
Рем
Глава 2.
– Остановись!
– О ком хочу, о том и думаю. Отстань.
– Ты же давал себе слово не сравнивать супруга с другими мужчинами.
– А я и не сравниваю. Я просто думаю о непристойности профессора Забини.
– Тебе через два-три дня аппарировать в Хогсмид. А в Школе ты опять увидишь его…
– Да без тебя знаю. Заткнись, сказал уже!
– Я промолчу.
– А я, я обойдусь.
Наливаю ещё стакан. Меня уже мутит, но я пью. Причём ведь на практически голодный желудок. Но я напиваюсь.
– Линки! Поесть чего-нибудь принеси!
Через мгновение Линки снова здесь, от тарелок на подносе вкусно пахнет.
Я приступаю к куриным грудкам, моему любимому лакомству, но эльф стоит, как вкопанный, я ему:
– Проваливай, пучеглазое чудовище,
Но, даже получив столь изысканный комплимент, Линки не уходит, лишь говоря:
– Там… второй Хозяин. Ему плохо. Хозяин, Линки умоляет Хозяина посетить второго Хозяина.
– Так проваливай же. Я сделаю это, мерзкий уродец!
Получив от меня столько лести, Линки, наконец-то, исчезает.
Я, пошатываясь от выпитого, но с замиранием в сердце после слов Линки, вхожу в спальню. Крови нет. Мой Рем лежит на кровати на боку, неестественно правильно вытянув лапы и не реагирует на мой приход.
– Рем, что с тобой?
Мелко вздрагивают лапы.
– Рем, ты заболел?
– Вуф.
Наконец-то поднимает большую голову и оскаливается на меня.
– Рем, ты обиделся за то, что я тебе сказал в гостиной?
– Вуф.
Подхожу ближе:
– Хочешь укусить или порвать меня на части?
Смотрит в ответ таким исполненным страдания человеческим взором, что я не выдерживаю, бросаюсь на кровать и обнимаю волка, прижимаясь всем телом к жаркой шкуре зверя.
– А знаешь, - стараюсь быть предельно честным.
– Я ведь не по своей воле пришёл, а благодаря подсказке Линки, который сказал, что тебе плохо. Простишь?
Вздрагивает всем телом, потом ещё и ещё, словно бьётся в конвульсиях, и я понимаю, что волк плачет. Глажу его по голове, осторожно смахивая влагу
Боги, какая же я скотина!
– А хочешь, Рем, я спою тебе?
– повинуясь внутреннему порыву предлагаю я, вдруг поможет?
– Вуф.
– Это да?
– Вуф.
– Хорошо, тогда слушай, только давай сегодня обойдёмся без магии стихов:
Freres humains qui apr'es nous vivez,
N`ayez les cuers contre nous endurcis,
Car, se piti'e de nous povres avez,
Dieu en aura plus tost de vous mercis.
Vous nous voiez cy attachez cinq, six:
Quant de la chair, que trop avons nourrie,
Elle est pieca devor'ee et pourrie,
Et nous, les os, devenons cendre et pouldre.
De nostre mal pеrsonne ne s`en rie;
Mais priez Dieu que tous nous vueille absolouldre!
…
Я пою и внимательно наблюдаю, как человек волка-Ремуса побеждает - вот заискрились в темноте глаза, отражающие полную Луну, вот приподнялись уши, стараясь понять хотя бы несколько слов, и, кажется, Рему это удаётся потому, что вот он скалится, но это скорее улыбка, да, так и есть, Рем-волк улыбается мне снова! Значит ли это, что я прощён? Кто ответит? Я боюсь спросить, чтобы нет, не услышать его «вуф», означающее «да».
– Как понимаешь, это твой любимый Франсуа Вийон.
Волк кивает в ответ, но молчит, видимо, ждёт, что будет дальше.
– Как ты знаешь, Вийон любил жизнь настолько, что и высокое происхождение, и поэтические состязания в Блуа не остановили его от бродяжничества в компании бежавших от господ вилланов и простого воровства. И вот однажды Вийон с подельниками попались на крупной краже, и всех виновых приговорили к повешению. Тогда-то Вийон и написал «Эпитафию» для себя и товарищей в ожидании виселицы.
Рем жалобно заскулил.
– Не беспокойся, он хоть и умер молодым, но не такой позорной для дворянина смертью - на этот раз Вийона со товарищи помиловали, а великолепное стихотворение, написанное на народном языке, разошлось по Франции в виде нескольких вариантов песен. Я спел тебе песню на мой любимый, бывший когда-то родным, бретонский мотив.
Перевод нужен?
Снова блестят глаза и улыбающяся морда.
– Тогда слушай, я спою на мотив, в котором эта песня - эпитафия сохранилась в Бургундии:
Ты жив, прохожий. Посмотри на нас.
Тебя мы ждём не первую неделю.
Гляди - мы выставлены напоказ.
Нас было пятеро. Мы жить хотели.
Но нас повесили. Мы почернели.
Мы жили, как и ты. Нас больше нет.
Не вздумай осуждать - безумны люди.
Мы ничего не возразим в ответ.
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.
Дожди нас били, ветер тряс и тряс.
Нас солнце жгло. Белили нас метели.
Летали вороны - у нас нет глаз.
Мы не посмотрим. Мы бы посмотрели.