Замок Фрюденхольм
Шрифт:
Оденсе кивнул. Он понял, о чем думает начальник. После оккупации страны немецкими войсками от секретного Отделения «Д» датской полиции потребуется, чтобы оно было не просто статистической конторой, а настоящим информационным учреждением, где власти могли бы получать сведения.
Новые, оккупационные власти, несомненно, рано или поздно потребуют широкого участия полиции в борьбе против датских коммунистов. Если такое распоряжение поступит, то Отделение «Д» должно быть в состоянии его выполнить. Мужчины прикончили пиво, и полицейский комиссар Хорсенс поднялся. На письменном столе лежало свернутое в трубочку воззвание, которое сегодня было разослано по всей стране. Хорсенс развернул его.
— Нам тоже следовало
Он порылся в ящике и достал кнопки. То было воззвание правительства и короля к датскому народу «…необходимо лояльно относиться ко всем, кто облечен исполнительной властью».
18
В отеле «Англетерр» в Копенгагене немецкий командующий в Дании, генерал авиации Леонард фон Каупиш принимал представителей датской прессы. Пришли также немецкие, итальянские и американские журналисты.
Главные редакторы крупных копенгагенских газет выстроились в один ряд, который замыкал Енс Ангвис. Самый высокий из них, редактор Лангескоу из «Моргенпостен», смущенно улыбаясь, озирался вокруг. Рядом с ним с серьезным видом, плотно стиснув зубы, стоял маленький толстый редактор из «Федреландет», в петличке у него красовался значок со свастикой. Пришли также деятели культуры, например доктор Харальд Хорн и Франсуа фон Хане. Оба литератора сердечно пожали друг другу руки, счастливо улыбаясь, как будто прибыли на торжество.
Приглашенным пришлось немного подождать, пока не появился генерал. Все газетчики уже получили от министра иностранных дел положение о прессе в оккупированной стране. Нескольким известным политическим обозревателям при консервативных газетах было приказано ничего не писать, пока длится немецкая оккупация. Пресса добровольно согласилась на ограничение свободы печати и обязалась соблюдать ряд предписаний, которые были определены секретным циркуляром из канцелярии премьер-министра.
Редакторы молча ожидали. У двух входов в зал неподвижно стояли немецкие часовые, расставив ноги в высоких сапогах. Харальд Хорн с восхищением глядел на их лишенные всякого выражения лица. Дисциплина вытравила из них все человеческие черты. Превосходно, думал литератор.
Когда генерал вошел в зал, стоявшие в ряд редакторы выпрямились. Маленький редактор из «Федреландет» щелкнул каблуками и вытянул вверх правую руку для фашистского приветствия. Харальд Хорн тоже было поднял руку, но, увидев, что фон Хане воздержался, опустил ее, сделав лишь легкое движение, будто собирается почесать нос. Редактор Лангескоу склонил голову набок и глупо улыбался. Лицо Ангвиса выражало серьезное достоинство, у него был вид верного старого дворецкого, который в первый раз получает инструкции от новых хозяев.
Дородный генерал авиации фон Каупиш выглядел подтянутым в ловко пригнанной зеленой военной форме и блестящих сапогах. За ним следовал офицер, держа в руке отпечатанный на машинке текст. Прищелкнув каблуками, он протянул бумагу генералу, и фон Каупиш зачитал свое послание датской прессе:
«Оккупация Дании была навязана нам Англией, и из сброшенного нашими летчиками воззвания вы уже знаете о нашей точке зрения и решении фюрера немедленно нанести удар. Разумеется, мы давно уже были осведомлены о намерениях Англии, поэтому мы осуществили оккупацию со свойственной немецкому генеральному штабу основательностью…
…Мы вступили сюда не для того, чтобы убивать датчан, но в целях борьбы против других врагов. Датское правительство поняло это сразу. Понял и король, который, как я вижу, очень популярен в стране. Хочу еще добавить: и население проявило исключительное понимание положения.
…Сегодня король принял меня, и мы договорились по всем вопросам об отношении в Дании к нашим войскам. У меня еще не было времени связаться с датским правительством,
Демократическая пресса в молчании выслушала речь. Главный редактор Ангвис отметил про себя генеральские слова, точно опытный метрдотель, принимающий заказ и привыкший запоминать желания клиента. С достойной восхищения гибкостью и способностью приспосабливаться он в течение многих лет редактировал «Дагбладет». Новое положение в стране не создает для него каких-либо трудностей.
«Дагбладет» была одной из крупнейших в стране развлекательных газет и жестоко конкурировала с консервативной «Моргенпостен». Случалось, что конкурент поддразнивал «Дагбладет», напоминая газете ее радикальное прошлое, правда, пятидесятилетней давности. В коридоре редакции все еще висели поблекшие портреты политического обозревателя Энслева, внушавшего всем когда-то страх, и доктора Натана, основавшего «Дагбладет» как радикальную боевую газету, которая одних воодушевляла, других огорчала своим свежим и здоровым буржуазным свободомыслием, направленным против живучего феодализма. Но помимо этих старых портретов, которые благоговейно оставили висеть на стене, в «Дагбладет» не было более ничего, что напоминало бы о компрометирующем прошлом. Не снять ли портреты, подумал Ангвис. Хотя бы портрет доктора Натана.
Аудиенция закончилась, и редакторы вышли на освещенную солнцем Королевскую площадь. Лангескоу и Ангвис вместе спускались по лестнице отеля.
— Ну, все прошло гладко и безболезненно, — сказал Лангескоу. — Гораздо труднее будет послезавтра; мы даем завтрак для новых атташе по вопросам печати, и мне придется выступать с речью.
— Да ведь мы сами хозяева, — сказал Ангвис. — Это мы пригласили их. Немцы — всего двое — будут гостями Союза редакторов и не смогут вести себя вызывающе. Между прочим, доктор Мейснер очень симпатичный и благоразумный человек. Другого я не знаю.
— Циммерман тоже очень приятный, — сказал Лангескоу. — Он военный, а военные всегда корректны и благовоспитанны. Все будет хорошо. Завтраки всегда удаются!
— Вы будете выступать по-немецки?
— Да. Придется.
— Доктор Мейсснер родился в Южной Ютландии и говорит по-датски.
— Он прекрасно говорит по-датски. Но вежливость требует, чтобы я выступил на немецком языке, — сказал Лангескоу, — Во всем должен быть порядок. Похоже, что немцы попытаются осуществить здесь мягкий, образцовый режим оккупации. В наших интересах, чтобы это удалось.
— Немцы желают иметь нашу продукцию, — сказал Ангвис. — А производство не терпит беспорядка. Несомненно, они будут хорошо обращаться с нами и обеспечат нашим соотечественникам высокие цены на сельскохозяйственные продукты. Они дадут работу нашим многочисленным безработным. Генерал Каупиш, безусловно, совершенно искренен, когда говорит, что мы будем жить своей обычной жизнью.
— Надо надеяться, что в ближайшее время нашим газетам будет позволено стать более занимательными. Если они и впредь останутся такими же, как теперь, то мы попросту потеряем подписчиков.
— Люди не перестанут покупать газеты, — сказал Ангвис. — Они при любых обстоятельствах предпочтут датские газеты немецким. Мы дадим господину Мейсснеру понять, что материал следует подавать интересно. И он, конечно, это поймет. Между прочим, обратили вы внимание, что от «Арбейдербладет» никто не явился?
— Да. Я знаю, что «Арбейдербладет» была приглашена, как и все другие газеты. Разумеется, это совершенно неприлично и невежливо, но чего иного можно от них ждать?
— Вряд ли сейчас подходящий момент для демонстраций, — сказал Ангвис. — Кстати, как вы думаете, долго еще будет выходить коммунистическая газета?