Замок Оборотня

Звездная Елена

– Да, – прошептала я едва слышно.

– Это радует, – его губы скользнули по моей щеке, чтобы прошептать, касаясь волос у виска, – все просто, моя леди, ты выполняешь мою просьбу, я отпускаю тебя. Согласна?

На курсах самообороны нас учили соглашаться с психически ненормальными в любом случае. Главное – выжить, все остальное не столь существенно.

– Да, – замирая, ответила я.

Мужчина немного отстранился и, вглядываясь в меня своими странными, неестественно желтыми, звериными глазами, прошептал:

– Это рвет на части,

Ким, – хриплый рык прорывается вновь, – это убивает, это выворачивает наизнанку… Рваться к тебе, и не иметь возможности сломать грани… Сходить с ума, и не знать где ты и что с тобой… Лежать на постели, где чувствуется твой запах, и осознавать – это все, что мне осталось… Готовить шоколад для тебя, ставить чашку на стол и понимать – ты не выпьешь, тебя нет… Есть я, дикое одиночество, рвущая словно вгрызшийся стальной капкан звериная тоска, а тебя нет…

Я вырываюсь, молча, решительно, торопливо, чтобы отстранившись встревожено заглянуть в его глаза.

– Ты не помнишь меня, – кривая, грустная улыбка, – прости, забыл… Ты обняла и я забыл… я и свое имя готов забыть, когда ты рядом…

И вдруг словно порыв, и я оказываюсь прижатой к капоту машины, а зверь, зверь навис надо мной, и, склоняясь к моим губам, хрипло прошептал:

– Покричи для меня, Ким.

Это был взрыв! Словно разом рухнули серые стены обыденности, взрывая мой мир осколками ярких, насыщенных, острых воспоминаний. Острых настолько, что они вспарывали душу, разрывали сердце, лишали опоры под ногами. Я вспомнила ВСЕ!

Едва не упала, вцепилась в плечи Сонхейда, судорожно хватая ртом воздух, пытаясь вдохнуть и не в силах это сделать. Я задыхалась, просто задыхалась… Он накрыл мои губы своими и заставил дышать им, вырывая вихря осознания правды, утягивая в омут чувств, ощущений, жадных прикосновений и звериной страсти.

Мой оборотень не спрашивал разрешения, не задавал вопросов, не интересовался ответами – время слов закончилось, для слов больше не было места. И Сонхейд целовал жадно, как изголодавшийся зверь, сминая мои губы, вырывая стон за стоном, срывая мою одежду, и треск рвущейся ткани звучал эхом его хриплого рыка, вновь заполучившего меня зверя. Моего зверя. Жестокого, непонятного, непримиримого, с характером истинного альфы, зацикленного на подчинении зверя, без которого я не хотела жить. Без которого вся моя жизнь напоминала унылый, надоевший до зубного скрежета кошмар…

***

– Ким, ты опять улыбаешься, – укоризненно заметила тетя Летисия.

– Просто вспомнила фильм, – я прячу улыбку, за чашкой, и вновь бросаю взгляд в окно.

– Ким, ты только приехала, – обиженно напомнила тетя, – в конце концов, что происходит? Ты практически перестала посещать занятия…

– Я все сдам, – настроение падает на градус ниже.

– Твоя соседка по комнате, говорит, что ты ночуешь неизвестно где.

Мне очень не хочется врать родному человеку, а потому вновь делаю глоток чаю, всем своим видом показывая, что он очень вкусный, а потому я просто не в состоянии ответить.

– Ким, – тетя протянула руку, накрыла мою дрогнувшую ладонь, серо-голубые глаза смотрели встревожено, – ты очень странно себя ведешь, дорогая.

Тетя Летисия поднялась, нервно огладила идеальный передник, напоминая о том, что она добропорядочная хозяйка из шестидесятых. Впрочем, все в тете напоминало том давнем времени стремления к образцовому идеалу – лента в начесанных волосах, белоснежный воротничок, традиционный пирог в духовке.

Духовой шкаф, переливчатым звоном сообщающий о завершении времени выпекания…

– Твой телефон постоянно вне зоны обслуживания, – продолжает тетушка, нервно вынимая пирог. – На твоей шее засос!

Нервно поправляю воротник водолазки, недобрым словом поминая разошедшегося накануне Гаэрда.

– У тебя откуда ни возьмись новая машина! И она дорогая, Ким, миссис Бенсон смотрела в интернете!

С трудом сдержала смех – наша соседка к интернету относится как к чему-то божественному, доверяя во всем. Впрочем, машина и, правда дорогая, во всех смыслах.

– Ким, я хочу знать, кто он?! Кто твой любовник!

И пирог, впервые в жизни моей бережливой тетушки, не был водружен на стол, а оказался брошен на пол со всей злостью, на которую моя тетя была способна. Испуганно вздрогнув, я посмотрела на тетю Лисси, и она вдруг сдалась. Рухнула на стул, и сминая идеально выглаженный передник, начала торопливо говорить:

– Я вижу – ты счастлива. Я тебя такой счастливой никогда не видела, Кимми, малышка, но все же, – ее глаза были полны тревоги, – и я… мне звонили из клиники доктора Гардинера…

Она опустила глаза.

А я… ну теперь вполне объяснимы те тридцать восемь звонков, которыми меня завалила с детства приучающая нас к самостоятельности тетушка. А мне надо было бы подумать о том, что доктор Кел не только отличный врач, который наблюдал меня с детства, но еще и дядин друг…

– Кимми, – тетя затаила дыхание на мгновение, но все же спросила, – ты… этот ребенок, ты его оставишь?

Я поставила чашку на стол, встала, подошла к тете Лисси, обняла ее и сказала:

– Конечно, оставлю, это даже не обсуждается. И прости, мне следовало тебе сказать, просто…- я понизила голос, – просто я хотела, чтобы первый, кому это скажу, был его отец.

Тетя отстранилась, удивленно посмотрела на меня, но тревога в ее глазах сменилась затаенным ожиданием чуда.

– Ким, – она осторожно положила руку на мой еще совершенно плоский живот, – Кимми, Господи, как же я рада. А отец он… он обрадуется?

– Ой, – я вновь вернулась на свое место и прошептала, – безумно.

Боюсь, он настолько обрадуется, что даже как-то страшно ему об этом говорить.

– Ким, а он…- тетя прикусила губу.- Впрочем, брак это ведь слишком старомодно, да, – она тяжело вздохнула, и тут же: – Пойду, принесу тебе капусту.