Замок Персмон

Санд Жорж

Я был так взволнован и расстроен, что и не подумал лечь спать. Мое окно выходило на огород, обнесенный низкой изгородью. С одной стороны был сад моих хозяев, с другой — монастырский огород. Стоило только пере, шагнуть через нее. Я достаточно присмотрелся ко всему и знал местность как свои пять пальцев. Со стороны улицы у нашего двора была высокая стена, в ней дверь, запертая на ключ, она была во владении Шарлет, и этот ключ не прятали с таким старанием, как ключ от чердака. Он очень даже часто просто торчал в замке с внутренней стороны. Это могло быть столь же удобным путем для побега, как и чердак; надо было только сговориться с мадемуазель де Нив и найти возможность проникнуть из сада в огород.

На всякий случай я решил

осмотреть дверь чердака. Как знать, может, мне удастся открыть ее и без ключа. Я хотел выйти, но тут же убедился, что Шарлет заперла меня на ключ, а сломать замок без шума нельзя. Я расхаживал от окна к двери без всякой надежды выбраться из этого затруднительного положения, как вдруг заметил неясную фигуру, пробиравшуюся вдоль изгороди, судя по всему, в сильной тревоге. Это могла быть только мадемуазель де Нив. Я был в этом уверен и стал подавать зажженной сигарой знаки, которые, кажется, были замечены и поняты, потому что таинственная фигура не ушла. Тогда я схватил простыни с кровати и связал их концы. Привязав их покрепче к окну, отстоявшему от земли метров на шесть, я начал спускаться. Когда в руках моих был конец последней простыни, я отпустил его и упал на капусту, не причинив себе ни малейшего вреда. Я сразу подбежал к мадемуазель де Нив, потому что это действительно была она. Пинком ноги я разломал изгородь, молча взял мадемуазель де Нив за руку и довел ее до двери, выходившей на улицу. Ключа в замке не было, а перочинным ножом никак нельзя было открыть старинный массивный замок. Мадемуазель де Нив, удивленная этим планом бегства, совершенно непохожим на то, что ей было обещано, спросила меня потихоньку, где Шарлет.

— Я сейчас схожу за ней, — шепнул я, — а вы стойте в тени и не двигайтесь!

Я вошел в дом за каким-нибудь инструментом, чтобы сломать замок, но вдруг вспомнил, что ключ от двери на улицу прежде всегда висел на большом гвозде над верстаком мужа Шарлет. Я ощупью добрался до этого гвоздя и, к счастью, нашел ключ на прежнем месте, моля Бога, чтобы он не оказался каким-нибудь другим, не подходящим.

Он подошел, без шума повернулся в замке, и я, увидев себя победителем и на свободе, назло моим тюремщикам, не мог не воскликнуть со смехом:

— Все идет отлично! Мой хозяин, оказывается, держит в порядке все, что может вызвать беспорядок в его доме.

— Вы шутите, — удивилась мадемуазель де Нив, — в такую минуту! Какое завидное хладнокровие!

— Нет, мне весело, я с ума схожу от радости! — ответил я, осторожно закрывая дверь.

— Постойте, а где же Шарлет?

— Она ждет нас на железной дороге. Пойдемте скорее!

Я повел ее пустыми и темными улицами, и мы прибежали на станцию как раз вовремя. Поезд останавливался всего на пять минут. Мари опустила вуаль, я взял билеты и провел ее в пустое купе.

— Что это значит? — вскричала она, когда поезд тронулся. — Я с вами одна?

— Да, в последнюю минуту Шарлет струсила. Но разве вы мне не доверяете? Разве вы не считаете меня честным человеком?

— Вы герой, Жак! Я верю вам. Если Шарлет струсила, то у меня хватит храбрости на двоих, но ведь я без денег, без дорожного мешка, где у меня приготовлены были самые необходимые вещи!

— С деньгами в Париже все можно найти, а деньги у меня есть. Вы сказали, что хотите без всяких условий распоряжаться мною, и ваше желание исполнено. Я жажду только одной награды — вашего уважения; но хочу, чтобы оно было полным: ваше доверие будет доказательством того, что я его приобрел.

— Вполне, Жак! Награждаю вас им перед Богом, который нас видит и слышит.

Представьте себе, дядя, я влюблен до безумия, условия — лучше и желать нельзя, и совершенно невозможно ими воспользоваться! Стыд! Пытка! Но мадемуазель де Нив охлаждала меня совершенным неведением моих треволнений. Странная девушка! Смелая, как юноша, отважная, как лев, невинная, как младенец. Ни тени кокетства и

вместе с тем неодолимое очарование простоты и откровенности. Она в старинном замке отца начиталась рыцарских романов и видит во всех порядочных людях безупречных рыцарей средних веков. Она думает, что другим хранить целомудрие так же легко, как ей. Я узнал ее как нельзя лучше после нескольких минут разговора и чем больше влюблялся в нее, тем больше недоумевал, как бы ей это высказать. Я мог только уверять ее в моей преданности, но прекрасно видел, что нечего и думать о том, чтобы хоть заикнуться о любви или браке.

Как только поезд тронулся и стало невозможно из него выйти, я решился сказать ей всю правду и выдал Шарлет с головой.

— Когда я увидел, что эта дрянь хотела воспользоваться мною, — прибавил я, — то я потерял к ней всякое доверие. Я побоялся, как бы она не пошла продавать вашу тайну графине де Нив, когда потеряет надежду урвать деньги и с вас. Вот почему я отказался от ее помощи и стал рассчитывать только на себя в деле вашего спасения. Правда, мне помог случай, ведь я еще не знаю, как вы очутились за изгородью.

— Сейчас узнаете, — отвечала она. — Мы условились, что побег состоится этой ночью. Шарлет передала мне костюм, в котором вы меня видите. Я должна была подойти в полночь к двери чердака. Моя келья очень близко от него, и пробраться туда было совсем нетрудно. Так вот, в полночь я была там, но напрасно я царапала дверь и даже потихоньку стучалась в нее: она оставалась закрытой, и никто мне не отвечал. Я простояла там с четверть часа, страдая от нетерпения и тревоги. Тогда я сказала себе, что муж Шарлет, вероятно, проник в нашу тайну и запер жену. Однако вы тоже должны были прийти туда и, конечно, заговорили бы со мной через дверь или, в крайнем случае, выломали бы ее. Значит, и с вами случилось что-то непредвиденное. Не могу передать, какие страшные мысли приходили в голову. Я больше не могла справиться с волнением и решила пройти к Шарлет через огород, чтобы узнать, что у вас случилось. Я влезла на дерево, взобралась на стену и, увидев по ту сторону кучу соломы, прыгнула на нее. Потом, пробираясь вдоль изгороди, я заметила огонек вашей сигары в темноте, а что было дальше, вы знаете. То, что вы сказали о Шарлет, очень грустно, но не удивило меня. Она никогда не просила денег, зная, что у меня их нет, но она знала, что со временем они будут, и часто намекала, что я ей многим обязана. Конечно, я ее не забуду и торговаться с ней не стану, но с этого дня не хочу от нее никаких услуг, и если она надумает прийти, то прогоню ее.

— Она не придет! Будьте уверены, я сделаю всякое преследование невозможным. Но если каким-нибудь чудом она все-таки доберется до вас, притворитесь, что не знаете о ее проделках со мной; иначе вы ее разозлите и она донесет на вас.

Благополучно приехав в Париж, мы остановились у моего надежного друга Жюля Деперша, которого я уже давно предупредил, что обращусь к нему с большой просьбой. Он уступил нам свою квартиру, не задав ни единого вопроса и даже не взглянув на мою спутницу, которую, впрочем, скрывала вуаль. Я оставил Мари в одиночестве, снял для себя комнату в ближайшей гостинице, а на другой день накупил белья, платьев, ботинок для бедной девочки, лишенной самого необходимого для всякой порядочной женщины.

Не могу описать, как она обрадовалась нарядам, ведь в последние годы она не видела ничего, кроме теплого белья и грубого шерстяного платья, обязательных для послушниц. Ее детский восторг настолько захватил и меня, что я побежал покупать для нее перчатки, зонтик, часы, разные ленты и всякую всячину! Она полностью доверилась мне, все время называла меня братом, милым Жаке, другом. Ее глаза ласкали меня, нежные слова слетали с ее уст, она находила меня прекрасным, любезным, смелым, умным, чудесным — словом сказать, любила меня, и я счел себя вправе преклонить перед ней колени и попросить счастья поцеловать ей руку.