Замок Саттон
Шрифт:
Было совершенно ясно, что юноша, играющий на лютне, влюблен в королеву. То, как он держал себя с ней, как смотрел на нее, не скрывая своего восхищения, как вздрагивал, когда она клала руку на его плечо или улыбалась ему, демонстрировало всему миру его отношение к ней. Он был очень красив — высокий и сильный, с густыми темными вьющимися волосами и большими, темно-голубыми глазами. Красотой он мог соперничать с Фрэнсисом, но в его чертах не хватало утонченности, являющейся следствием хорошего воспитания. Внешность юноши отражала его крестьянское происхождение. Руки его отца привыкли к пиле и токарным инструментам, однако едва ли кто-нибудь мог догадаться об этом — так легко пальцы юноши касались струн лютни. Люди из окружения Анны и большинство придворных считали, что никто никогда не играл на лютне лучше, чем он.
Он присоединился к ним сразу после коронации, и, конечно, его разыскала сама королева, которая славилась своим талантом собирать вокруг себя умных и одаренных людей. Остальные члены ее компании — Фрэнсис Вестон, Уатт, ее брат Георг, Бреретон, Фрэнсис Брайан, Генри Норрис — считали Сметона выскочкой, но прощали ему, так как он был хорошим музыкантом. Марк Сметон оказался допущенным в самый элитарный круг и теперь боготворил женщину, которая вытащила его из мрака безвестности.
Анна старалась устроиться на стуле поудобнее, из-за огромного живота ей с ее хрупким сложением трудно было удерживать равновесие. Марк искоса наблюдал, как она беспокойно ерзает, втайне желая, чтобы это был его ребенок. Он размышлял о том, сможет ли он когда-нибудь хотя бы поцеловать ее, обратив затем это в шутку. Он изучал изгиб ее маленьких губ, мечтая прижаться к ним своими губами. Когда Марк пел песню, написанную им специально для нее, его голос звенел, полный страсти, которую он вынужден был скрывать.
Фрэнсис подумал: «Сметон сосредоточен не на игре. Он играет хорошо, но мысли его где-то далеко. Несомненно, он влюблен в королеву».
Он вспомнил, что точно так же еще недавно блуждал взгляд короля. В это трудно было поверить, но это было так. Повторялась старая история: игривые взгляды, легкие пожатия рук, фамильярные похлопывания — так было, когда царствовала Екатерина, а об Анне Болейн еще никто не слышал. Фрэнсис предполагал, что это естественная реакция здорового самца, жена которого скоро должна родить и поэтому временно недоступна. Но все равно это выглядело странно. Было трудно поверить, что Анна может потерять хотя бы часть своего огромного обаяния.
Марк кончил петь, и слушатели восторженно зааплодировали. Из-за эпидемии потницы количество людей при дворе сократилось, и в распоряжении королевы оставались лишь некоторые из ее фаворитов. Сейчас рядом с ней были только Фрэнсис, Роза и Уильям Бреретон, чтобы помогать ей, когда она встает или садится. Все трос отметили про себя, что королева напряжена, а при ярком солнечном свете вокруг ее глаз отчетливо проступают легкие морщинки, которых никогда раньше не было видно.
— С вами все в порядке, Ваша Светлость?
— Да, Роза, да. Но я жажду поскорее освободиться от этого бремени.
Она приложила руку к животу.
— Уже осталось недолго.
— Думаю, около двух недель. А теперь оставьте меня, пожалуйста, потому что прибыл доктор Захарий, и я хочу поговорить с ним наедине.
Они откланялись, Марк Сметон, прощаясь, поднес ее руку к своим губам.
— Молю Бога, чтобы доктор сказал ей то, что она хочет услышать, — прошептал Бреретон.
— Но все астрологи в Англии предсказывают мальчика, — отозвался Сметон.
— Вы новичок при дворе, Марк, — слова Фрэнсиса содержали явный укол. — Доктор Захарий — не «все астрологи». Это очень умный молодой человек. И — что более существенно — он обладает даром ясновидения.
— Почему тогда королева не обратилась к нему раньше? — недоумевал Сметон.
— По-моему, он был в Кале и жил при дворе короля Франции. У него теперь там много последователей.
— Хотел бы я взглянуть на него.
— Его сразу можно узнать по львиной гриве и пестрой одежде.
Однако на сей раз Захарий, трезво поразмыслив, оделся в черное, и выражение его лица соответствовало его мрачному одеянию. Когда он целовал руку Анны Болейн, в его глазах не было улыбки.
— Почему вы избегаете меня? — напрямик спросила Анна.
— Я гостил у французского короля, Ваше Величество. А также был в Кале.
— Где у вас есть любовница…
— Ваша Светлость очень хорошо осведомлены.
— …У которой от вас должен быть ребенок.
— Да.
— И вы только поэтому не отвечали на мои письма?
— Моя любовница вот-вот должна родить. Мне следовало остаться с ней подольше.
Анна раздраженно заерзала на стуле.
— Вам повезло, что вы не остались. Я три раза писала вам, Захарий Говард. Я не привыкла, чтобы меня игнорировали.
Захарий пожал плечами.
— Еще бы, вы долго ждали своего часа, Ваша Светлость.
Анна сердито нахмурила свои красивые темные брови.
— Не забывайте, с кем вы говорите, астролог. Я — не одна из ваших хихикающих фрейлин. Не испытывайте слишком долго мое терпение.
— Извините, Ваше Величество. Чем я могу быть вам полезен?
— Проклятие, сами знаете чем! Посоветуйтесь со своими звездами и посмотрите в ваш стеклянный шар. Скажите, у меня родится сын? Правда ли, что я ношу под сердцем принца?
Захарий колебался.
— Ну? Ну?
— Нет, Ваша Светлость, — прозвучал в тишине его шепот.
Анна тупо смотрела на него.
— Что вы сказали?
— Я говорю, Ваше Величество, что у вас родится девочка. Девочка, которая станет самой могущественной королевой, какую Англия когда-либо будет знать.
Но Анна не слушала. Она смотрела широко раскрытыми глазами, ее изможденное лицо вытянулось.
— Вы лжете! Все астрологи предсказывают мальчика. Вы даже не изучили карты, не посмотрели в свой кристалл. Откуда вы знаете?
— Я знал это всегда, — сказал он с самым смиренным видом. — Простите, мне ужасно неприятно сообщать вам это горестное известие.
— Черт возьми, — сказала она. — Вы не понимаете, что это означает!
— Понимаю, Ваша Светлость. Король сделал невозможное, чтобы жениться на вас. И он теряет интерес. Чтобы усилить свои позиции, вы отчаянно нуждаетесь в рождении сына.