Замок Саттон
Шрифт:
— Кто ты? — услышал он собственный голос.
И ее беззвучный ответ:
— Я — вечная тайна.
Генрих закрыл глаза. Он больше ни секунды не мог вынести ее взгляда. Но, когда он открыл их, перед ним был только Норфолк, который почтительно кланялся, да очень хорошенькая, вполне обыкновенная маленькая девочка спокойно стояла рядом с дедушкой. Внезапно Генрих встал со стула и, подойдя к столу, нацарапал несколько слов на бумаге, поставил размашистую, украшенную завитками подпись и приложил к воску печать.
— Вот, — сказал он, сунув бумагу Норфолку под нос. — Здесь приказ об освобождении вашего сына. А теперь уходите. Я собираюсь танцевать
Но герцога не было нужды торопить. Он уже кланялся, стоя в дверях, а рядом с ним неуклюже приседал заурядный ребенок, в котором вряд ли кто-либо мог усмотреть что-то необычное. Сам не понимая почему, Генрих содрогнулся.
Портьеры вокруг кровати французского принца были задернуты, не давая сентябрьскому солнцу проникнуть внутрь и заглушая отдаленные звуки музыки, доносившиеся со свадьбы герцога Суффолкского. Хотя в этой комнате никто не разговаривал, присутствие множества людей создавало здесь тягостную атмосферу: врачи, повивальные бабки, придворные дамы, мешая друг другу, толпились вокруг кровати, объединенные единственной заветной целью — помочь принцу Уэльскому живым и невредимым появиться на свет.
На фоне тяжелых портьер и массивной позолоченной резьбы Анна Болейн казалась еще более хрупкой, чем была на самом деле. Она лежала посреди всего этого великолепия, голова ее покоилась на подушках, к осунувшемуся и искаженному от напряжения лицу приклеились влажные волосы. Время от времени она облизывала свои пересохшие губы, и тогда Роза Вестон подносила к ее губам серебряный бокал, наполненный ключевой водой, давала ей выпить несколько глотков. Место Розы было в изголовье кровати, с левой стороны, и в ее задачу входило вытирать пот со лба королевы.
Никто из присутствующих не представлял себе, как королева с таким хрупким телосложением и узкими бедрами сможет родить доношенного ребенка. Но, несмотря на все тяготы родов, королева не издала ни звука. Железная воля, благодаря которой она и оказалась на троне, не позволяла ей хныкать, и в комнате царила странная, неестественная тишина, прерываемая резкими звуками рожка, игравшего вдалеке, да взрывами хохота пирующих, который в последний час стал заметно стихать после того, как по дворцу разнеслась весть, что роды близятся к завершению. Все большее число придворных покидало свадебное празднество и присоединялось к королю, ожидающему исхода родов в передней.
И вот почти все ушли, и Суффолк остался один со своей четырнадцатилетней невестой и юным сыном, графом Линкольнским. Он много пил, пытаясь заглушить в себе сознание того, что его тело — тело пожилого, уставшего от жизни человека — не способно принести радость молодой жене. Но, несмотря на это, он не мог не заметить, какими нежными взглядами обменивались тс двое и какой холод сквозил в их глазах, когда они смотрели на него. Неизвестно, было ли так на самом деле, или ему померещилось, что его невеста — наполовину испанка, ибо ее мать была одной из самых преданных фрейлин королевы Екатерины, — прошептала его сыну:
— Когда же наступит наше время?
Герцог внезапно почувствовал приступ жалости к себе. Он украл у сына девушку, с которой тот был обручен, и теперь, словно в наказание, важные события, происходившие в королевских покоях, оттеснили его свадьбу на задний план. Трясущейся рукой он подносил бокал с вином ко рту, и, когда оно проливалось на скатерть, он и впрямь чувствовал себя очень старым.
Анна Болейн беззвучно произнесла: «Воды». Роза послушно поднесла ко рту королевы кубок, который тут же был выбит у нее из рук; тело Анны напряглось от внезапного спазма, из ее груди вырвался громкий душераздирающий крик. Долгожданный ребенок вот-вот должен был появиться на свет.
Роза держала руку Анны, а та, обливаясь потом, тужилась в последних схватках. Наконец обессилевшая Анна закрыла глаза и сделала последнее усилие, крепкие руки подхватили младенца, и он оказался на кровати, выставленный на всеобщее обозрение.
Маргарет Ли и Роза Вестон со страхом переглянулись: пуповина была перерезана, и новорожденную девочку молча передали главному королевскому врачу. В соседней комнате король отвернулся, чтобы никто не мог видеть слез, которые помимо воли полились у него из глаз, когда доктор сообщил ему новость. Неужели ради этого он бросил вызов Риму, папе, а возможно, и самому Господу Богу?
— Не расстраивайтесь, Ваша Светлость, — прошептал ему на ухо доктор Баттс. — Ребенок очень сильный, редкий случай в моей практике. Через три месяца Ее Светлость будет готова к новому зачатию. И в следующий раз обязательно будет принц. Вы должны утешаться этой мыслью.
Собрав все силы, Генрих овладел собой и велел объявить по всей стране великий праздник. Королева благополучно родила принцессу, которой будет дано имя Елизавета, в честь матери короля. Праздник все-таки состоится.
Этот необыкновенный день они провели в Морсби. Яркое солнце на белом песке слепило глаза, и море сливалось с небом. Фрэнсис лежал на боку, сквозь опущенные ресницы глядя на мерцающий свет, и ему казалось, что он плавает в пузырьке воздуха, вне пространства и времени, что застывший мир населяют только он и Роза — обнаженная всадница, силуэт которой виднеется вдали. Они всегда раздевались донага в этой части пляжа, но он не мог припомнить, чтобы Роза в таком виде ездила верхом. Они были женаты уже пять лет, и все же, наблюдая за ней сквозь полуприкрытые веки, он поймал себя на мысли, что, пожалуй, не прочь, когда она подъедет, порезвиться с ней на песке. Он почти забыл, как желанна она была прежде, и размышлял, есть ли доля истины в поговорке: «чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь». Фрэнсис никому не признался бы в этом, но с недавних пор он подумывал о том, что если он переспит с какой-нибудь фрейлиной — неважно с кем, — то лишь внесет этим некоторое разнообразие и новые оттенки в свою жизнь. В конце концов, не его ли все еще называют самым красивым мужчиной в Англии, и, подумал он с усмешкой, по-видимому, самым верным. Было бы приятно поухаживать за другой женщиной, чтобы доказать, что он может привлекать не только свою жену.
Тем не менее, когда Роза подъехала ближе и Фрэнсис увидел, как теплое апрельское солнце отсвечивает на ее коже, а пышные рыжие волосы развеваются на ветру, она показалась ему очень желанной.
— Иди ко мне, — глухо сказал он, когда ока оказалась настолько близко, чтобы услышать его.
— Это еще зачем? — насмешливо возразила она.
— Неужто не понимаешь? Ну просто сама невинность!
Не обращая внимания на его слова, она соскользнула с седла и побежала к воде, мимоходом кинув в него горсть песка. Он мгновенно понял смысл игры и бросился следом за ней в море, ощутив приятный холод еще не успевшей прогреться весенней воды. Прямо перед ним, сильными взмахами рук рассекая воду, плыла навстречу приливу Роза. Она смеялась, возбужденная любовной игрой.