Замок ужаса
Шрифт:
— А пробовала? — поинтересовался Борис.
— Конечно, — рассмеялась Ольга. — Чуть не месяц провела ночами в тронном. Но не повезло.
Мы прошли мимо закрытого зала и оказались на балконе, нависшем над крепостной стеной.
— Когда-то здесь была сторожевая башня, — пояснила Ольга. — Вообще от замка мало что осталось. И этот балкон, и остальная часть здания пристроены уже в девятнадцатом веке.
Ну вот и все. Экскурсия завершена. Боря, покажи, пожалуйста, мальчикам их комнаты. А через полчаса просим в тронный зал. Дорогу
Мы заверили, что не заблудимся.
Гостей было совсем немного. Помимо нас, в зале находились артисты, так лихо рубившиеся сегодня на мечах, старичок-горнист и симпатичная молодая особа по имени Вероника, оказавшаяся хозяйкой музейной библиотеки и архива.
Старинные часы гулко отсчитали время, маленькая дверь, укрывшаяся в тени за троном, отворилась, и в зал вошли Гюстав и Ольга. Подозреваю, что во времена, когда в зале собиралась сотня буйных рыцарей, шуму было не больше. Поздравления звучали искренне и радостно. Чего только не пожелали новобрачным в тот вечер, и конечно, никто не знал, что пожеланиям этим не суждено сбыться. Почти никто…
Часа через полтора компания перебралась к очагу, в котором жарко горели сухие дрова. Развеселый форейтор (его, кстати, звали Алексеем) пощипывал струны гитары, остальные подпевали. Один лишь Гюстав продолжал сидеть, откинувшись на спинку трона. Ольга несколько раз подходила к мужу, он ласково шептал ей что-то, но не поднимался. Наконец Андрей решительно направился к нему. Я последовал за другом.
— Князь Гюстав и Ольга на троне сидят, — весело продекламировал Андрей.
— Не князь, а барон, — улыбнулся в ответ Гюстав. — Знаете, ребята, у меня сегодня какое-то странное ощущение. Родись я несколько веков назад, свадьба все равно проходила бы здесь. Этот зал видел всех моих предков. Больше тысячи лет провели они под этим кровом. Даже страшно представить.
— Замок такой старый? — удивился я.
— Очень, — оживился Гюстав. — В прошлом году мы провели раскопки. Оказалось, что эти стены построены на месте других, совершенно разрушенных временем. Когда-то вокруг шумел город, богатый средневековый город, от которого не осталось даже названия. Мои предки пришли сюда в незапамятные времена. Видите вон ту железную руку на стене?
— Я давно к ней присматриваюсь, — отозвался Андрей.
— По преданиям она принадлежала основателю нашего рода. В яростной битве ему отсекли кисть правой руки, и оставшийся безвестным местный ремесленник изготовил этот протез.
— Интересно, — обводя глазами стены зала, сказал я. — Дорого бы я дал за возможность заглянуть сюда лет этак восемьсот назад.
— Я тоже, — откликнулся Гюстав. — Сколько тайн хранит этот замок! В трех шагах от меня — вот в этой стене — потайная дверь, а за ней целый лабиринт, — вырубленный в монолитной скале. Кто его сделал, когда, зачем? В семейных хрониках на эти вопросы нет ни слова ответа, да и само подземелье не упоминается, словно о нем никто не знал.
—
— Вы действительно хронодесантник? — Гюстав живо повернулся к Андрею. — Это правда?
— Правда, — подтвердил Андрей, выбирая яблоко покрупнее из вазы, стоявшей в центре стола. — Только не особенно верьте Николаю. У него в каждой фразе полно допущений и преувеличений. Писательская братия называет это гиперболой и гротеском. Дело в том, что в ближайшие годы мы будем ходить либо во времена, когда человека не было, либо в недавнее прошлое.
— Почему? — удивился Гюстав.
— Боятся изменить ход истории, — важно пояснил я.
— Опять врет, — заявил Андрей. — Прошлое изменить невозможно. Ведь время это… Ну, для наглядности, представьте реку. Мы движемся против ее течения. Вперед забежать то ли можно, то ли нельзя — не знаю. А назад — вновь спуститься по течению — вполне. Но дело в том, что время, куда мы вернулись, или в нашем примере — вода, уже утекло. Сколько ни баламуть воду в устье реки, в верховьях ее ничего не изменится.
— Подожди, подожди, — перебил я, — ты хочешь сказать, что если я, зная точный час гибели какого-нибудь героя, вернусь в прошлое и спасу его, то в нашем сегодняшнем ничего не изменится?
— К сожалению. А может быть, и к счастью. Понимаешь, есть какой-то странный парадокс, выявили его совсем недавно. Мы его, не мудрствуя лукаво, называем «фатум» — судьба. Если ты попытаешься спасти когда-то погибшего человека, то в назначенный день и час он все равно умрет. Не от пули, так от сердечного приступа или несварения желудка.
— Ничего себе перспектива, — возмутился я. — Это что же, выходит, что мое будущее расписано как по нотам?
— При чем здесь будущее? — пожал плечами Андрей. — Я говорю о прошлом, о событиях уже свершившихся когда-то. Порой возникает ощущение, что у времени есть своеобразные запретные зоны, куда вход выходцам из других веков запрещен. Что-то мешает сделать тот или иной поступок, буквально выталкивает из реки времени… Так что Карфаген все равно будет разрушен. А твой, Колька, нос — разбит.
— При чем здесь мой нос? — не понял я.
— А помнишь, ты в нулевом цикле сверзился с дерева и расквасил нос? Так вот, как бы я или весь наш отряд ни старались в прошлом, носу твоему все равно быть разбиту. Хотя… Не исключено, что именно это событие предотвратить все же удастся. Вряд ли оно имело важное историческое значение, — Андрей вздохнул и перешел на серьезный тон: — Я невероятно все упрощаю, ребята. А прошлое — штука странная. Что-то там удается, а что-то нет, хоть в стенку головой бейся. Время имеет свои законы, и чтобы их познать, требуется, простите уж за плохой каламбур, время. Если честно, многого я сам понять не могу, да и никто сегодня на ваши вопросы не ответит.