Замок
Шрифт:
Они, не сговариваясь, остановились и посмотрели друг на друга.
— Я понимаю, о чем вы, — произнес Нежельский. — Но разве истина не стоит таких жертв. Какой смысл в жизни, если она не наполнена его поиском. Это не мои слова.
— Я знаю, это он так говорил. Но, Иван Михайлович, он тогда был значительно моложе, у него было отменное здоровье. Подумайте, стоит ли поиск истины подобных жертв. В конце концов, она может и подождать. Ее ищут не первое тысячелетие, поищут и еще некоторое время. Да и истина ли вами движет?
— Что же тогда? — нахмурился Нежельский.
— Я думаю,
— Вы всегда были очень умны и проницательны, Рута, — после короткой паузы произнес Нежельский. — Да, мною движут и такие мотивы. Я ничего не могу поделать с собой, сколько бы я их не гнал, они не уходят. Но это не повод, чтобы прекращать наш вечный спор. Я не могу уйти из жизни, не закончив его.
— Иван Михайлович, разве вы не понимаете, что его нельзя закончить, как нельзя выпить океан даже при самой сильной жажды. Я хочу вас попросить: уезжайте. Прямо сегодня, прямо сейчас, как мы придем в замок. Так будет спокойней и вам и ему.
— И вам тоже, Рута.
— И мне тоже. Я вас призываю к этому во имя того, что вы когда-то чувствовали ко мне.
Впервые она затронула эту запретную тему, и Нежельский был застигнут врасплох. Он поймал себя на том, что не знает, как ему реагировать на этот призыв.
— Рута, это запрещенный прием, — пробормотал он.
— Возможно, — согласилась она. — Но есть ситуации, когда все средства хороши. Ничего другого в моем арсенале нет.
— Я должен подумать. Я не готов вам дать прямо сейчас ответ.
— Подумайте, Иван Михайлович. А вот и замок.
Они подошли к воротам.
— Пойду в свое номер, — сказала Мазуревичуте. — Скоро должен быть обед, надо хорошо выглядеть.
Она махнула Нежельскому рукой и, не дожидаясь его, направилась к входу в замок.
19
Столовая представляла собой совсем маленькое помещение, поэтому все сидели очень тесно, руки и колени то и дело натыкались на руки и колени соседа. Две польские официантки проявляли чудеса ловкости, чтобы в таких условиях обслуживать обедающих. Девушки ежесекундно рисковали что-нибудь уронить на них, и присутствующие с опаской поглядывали на эквилибристику обслуживающего персонала.
Особенно тяжело приходилось Антону, его обширное тело едва умещалось на выделенном ему за столом участке, он с трудом доносил еду до рта, для этого ему приходилось проделывать сложные движения руками. От охватившего его напряжения на лбу выступил пот, но он даже не мог смахнуть капли платком, так как его достать был не в состоянии. Положение, в котором он оказался, бесило его, он испытывал сильный аппетит, а по-настоящему удовлетворить его не мог, хотя еды было достаточно.
Рядом с ним сидела Анастасия Владимировна, она с сочувствием смотрела на сына, но ничем помочь ему не могла. Разве только вытереть его лицо, что она и сделала с помощью салфетки. Анастасия Владимировна прекрасно знала взрывной характер Антона и боялась, что он может не сдержаться и что-нибудь выкинуть.
Каманин расположился во главе стола, по правую руку от него сидела Мария. Она внимательно наблюдала за тем, как проходит обед. Это была первая
Каманин не без труда отодвинул стул и поднялся со своего места. Все тут же повернули голову в его сторону.
— Дорогие мои, жены, сыновья и дочери, а так же любовница и старый преданный друг, — произнес он. — Я всем вам очень признателен за то, что вы, отложив все дела, приехали ко мне. Честно говоря, не ожидал, что вас так будет много. С каждым у меня не простые отношения, но вы все дороги мне. Я знаю, мои слова вызовут у многих из здесь сидящих недоверие, но я вас всех люблю. Вы все неразрывная часть моей жизни, каждый оставил в ней свой незабываемый и неповторимый след. Без вас она была бы просто незаполненной, как не исписанный до конца дневник.
Я скажу сейчас то, что для вас станет неожиданным; каждый из вас для меня учитель. Допускаю, даже уверен в этом, вы себя так не воспринимаете, но это и не надо. Само ваше существование на земле — уже настоящий урок. Надо только уметь учиться и тогда все становится обогащением. Признаюсь, что я не сразу это понял; чтобы постигнуть эту истину, как оказалось, следует преодолеть большой путь. Я понял это только под самый его конец. Но это не столь важно, когда нас постигает озарение, ведь до всего следует дозреть. Я дозрел поздно и честно в этом признаюсь. И вам советую сделать то же самое, вы даже не представляете, как это поможет каждому из вас. Не буду утомлять вас длинными речами, тем более нам еще о многом предстоит поговорить. А сейчас я попрошу наших прелестных польских официанток налить всем вина и выпить за то, что мы тут собрались практически в полном составе. Это случилось впервые, не знаю, как вы, а я безмерно этому рад. Прошу вас, девушки, налейте всем вина.
Официантки протиснулись к столу и стали наливать вино в стоящие перед каждым бокалом. Антон неловко подал свой девушке, при этом толкнув ее в локоть. И вино вместо сосуда полилось на рубашку и брюки мужчины.
Охваченный яростью Антон громко нецензурно выругался, оттолкнул официантку от себя, от чего она отлетела к стене и сильно ударилась затылком о стену. Антон же круша все вокруг себя, вылез из-за стола и выбежал из столовой.
Все на мгновение застыли, но общее оцепенение было разорвано стонами пострадавшей официантки. Она держалась за голову и плакала то ли от боли, то ли от обиды, то ли одновременно от того и другого.
Сидящая неподалеку от девушки Мазуревичуте, не без труда вылезла из-за стола и подошла к пострадавшей.
— У нее на голове кровь! — объявила Мазуревичуте. — Надо срочно перевязать.
Эти слова заставили тут же вскочить Марию, она подошла к девушке и осмотрела рану. Ничего страшного она не увидела, просто была сорвана кожа.
— Я сейчас сходу в свой номер, у меня там есть бинт и йод, — сказала Мария. — А пока ее надо посадить на стул.
Мария подвела полячку к стулу Антона и посадила девушку на его место. А сама помчалась в номер.