Заморозки
Шрифт:
Летим мы по следам, оставленным колонной. Каналу, вырытому в песке. Сейчас это не канал, а ров, сухой безводный ров, и пускать в него воду дело пустое — вся в песок уйдёт. Но в этот ров будут укладывать огромные трубы, сделанные из напряженного бетона, и уже по этим трубам побежит вода подземных морей. Через год. А вообще строить будут долго, на две пятилетки — это мне рассказал агроном, которого я оперировал. Нет, не во время операции рассказывал, потом. Агрономы занимаются испытаниями разных сортов зерновых, выбирают наилучшие,
Пока я раздумывал о миллионах пудов зерна, наполняющих закрома Ливии, мы и прилетели. Посадка прошла обыденно, ни тебе «пристегните ремни», ни «ожидайте, когда пригласят на выход». Ремнём я был пристегнут всю дорогу, как без этого, ещё вывалишься ненароком.
А теперь вот отстегнулся, сменил летный шлем на шлем полевой, и стал выбираться из кабины. Та ещё задачка, мат в три хода.
Хорошо, подъехал «газик», такой же, как и у меня, из него выскочил встречающий, принял сумки.
— А что, доктор не прилетел? — спросил встречающий.
— Я доктор, — ответил я. Он, верно, думал, что доктор будет в белом халате и колпаке, а тут какой-то тип в странной форме, да ещё с пистолетом на бедре.
Форма не странная, это и не форма вовсе, а просто полевой костюм. Без погон, без знаков отличия, но и по покрою, и по материалу — то, что должен носить советский офицер в жарком пустынном климате. Увы, для армии не подойдёт, дорогой материал. А для меня в самый раз. А пистолет, что пистолет. Золотой пистолет, «Беретта».
— Где больные?
— Садитесь, отвезём.
Сел.
Иван же сказал, что дойдёт пешком. Тут рядом, полкилометра. Вам спешить нужно, а ему самолёт обиходить.
Подъехали к палатке, стены подняты, но всё равно жарко.
На раскладушках, да, да, обычных дачных раскладушках, лежат пятеро. С ними паренек лет двадцати, на плече повязка с красным крестом. Санитар, значит.
При нашем появлении больные сели.
— Где доктор? Доктор где? — говорит один голосом капризным и даже требовательным. Это радует, значит, не всё плохо. Было бы хуже, если бы лежали и постанывали. А если бы молчали, то и совсем худо.
— Доктор вот он, — сказал сопровождающий меня бригадир Волынов. Познакомились по дороге.
— Лечи нас, доктор, и поскорее!
— Ага, ага. Фамилия, имя, отчество? — я достал блокнот.
— Зачем тебе моя фамилия?
— Узнаешь, — я передал блокнот и ручку бригадиру. — Пишите разборчиво: паспортные данные, где и кем работает. Этого борзого… то есть больного отметьте отдельно.
— Ну, Семёнов я. Андрей Семёнов, — нехотя сознался больной.
Я приступил к осмотру, одновременно расспрашивая. Собирая анамнез.
Дело обыкновенное: вчера что-то выпили. Вечером. Жидкое. Подумали, что это ситро, да. Так и запишите — подумали, что это ситро.
Всё это быстренько-быстренько. Опрос, осмотр, обнюх. Да-да, отравившиеся метиловым спиртом пахнут по-особому. Метанол превращается в формальдегид, а этот запах знаком с анатомички.
— Начинаем лечение! — объявил я.
Ну, какое лечение? Желудок промывать поздно. Остается антидот, мечта, а не лечение. Из сумки достаю бутыль разведенного спирта, но уже медицинского. Сорокапроцентный, на растворе глюкозы. И всем по порядку даю шоколадку, то есть по стопочке, пятидесятиграммовой. То есть это и не стопочка вовсе, а мерный стаканчик для сбора мочи, но знать об этом не всякий должен.
— А закусить? — потребовал капризный.
— Воды им дайте. И побольше, побольше.
Санитар сбегал, недалеко. Принес соку, березового, трехлитровую банку. Того самого, которым родина щедро поила своих питомцев.
— Вот и пейте. Пейте и лежите спокойно. Выпьют сок — переходите на воду. Чайная ложка питьевой соды на банку, — и я вышел наружу. Какой тут форсированный диурез, люди обезвожены. Жара же.
Сел на скамеечку под брезентовым навесом. Ветерок слабый, но всё-таки, всё-таки.
Ничего страшного, отравление легкой степени. Видно, в жидкости, что они пили, метилового спирта было немного, да ещё в смеси с этиловым.
— И что с ними будет, доктор? — спросил бригадир.
— Через час-другой подъедет санитарный автобус, их переправят в госпиталь. Подержат несколько дней, понаблюдают, анализы-манализы всякие. Думаю, шансы неплохие. Жить будут.
— А… А когда назад?
— В смысле?
— Ну, к труду.
— Не знаю.
— Я слышал, их в Союз сразу отправляют.
— Ну нет, сначала полечат, это обязательно.
— А нельзя, чтобы не отправлять?
— Мы, медики, никого никуда не отправляем. Не наша забота. Мы лечим.
— Но если написать, что это… ну, не знаю, солнечный удар?
— Ага, у пятерых разом.
— Ну, отравились, съели несвежее.
— Вы этого не говорили, я этого не слышал. О подобном происшествии доклад идет непосредственно в Москву. Будет расследование. Кстати, где начальник колонны?
— Товарищ Горелов на объекте. Там… Там…
— А объект далеко?
— Минут пять, если на машине.
— Тогда поехали. Раз не идет к Магомету гора, вместо горы скоро будет дыра.
— А больные?
— Санитар присмотрит, — сурово сказал я. — Сейчас у них в организме идет война между змием зеленым и змием чёрным, остаётся лишь наблюдать.
— Чёрным?
— Метиловым спиртом. Дозу этилового я им дал, больше пойдёт во вред. И, поскольку мне не предоставили образец выпитого ими вещества, вся ответственность за состояние отравленных ложится на…