Заморозки
Шрифт:
— Деньги давай, часы давай, золото давай, — сказал один из них, что покрупнее. Филиппинцы в массе народ мелкий, сказываются годы колониального угнетения, когда и питались впроголодь, и медицинской помощи не получали. У главаря явный рахит! Казалось бы, здесь и солнца в избытке, и моря-океаны вокруг, не должно быть проблем с рыбьим жиром, а вот у говорившего — явные признаки перенесенного в детстве рахита. Он и сейчас не старик, ему лет пятнадцать, хотя выглядит куда старше. Метр пятьдесят, килограммов
— Уходи, пока цел, — отвечает Антон.
Рахитик ухмыляется и достает ножик. Это он зря: у Лисы зонтик, не складной, обычный. Ну, не совсем обычный, а зонтик-трость, сложенный. Прочный, в викторианском стиле. Со стальным навершием сантиметров в десять. Нет, не острым навершием, но даже и таким получить в живот радости мало, когда к нему добавлены шестьдесят семь килограммов живого веса. Рахитик и не радуется. Согнулся, стонет, а Лиса бьёт теперь уже в бок. В правый. В проекцию печени. Бросай нож, кричит.
Пантера выбрала того, кто поближе, и приемом через бедро швыряет на мостовую. Головой вниз.
Тут и помощники в штатском зашевелились, да поздно — остальные разбежались. Мелкий народ — он умный, понимает, когда нужно бежать.
После третьего удара Рахитик таки выронил нож.
— Не бейте, не бейте!
Лиса вывернула ему руку.
— Кто послал, засранец?
— Никто, мы только хотели денег.
Хрусть. Рахитик кричит. Мизинец под прямым углом. Но не к ладони, а к тылу.
— Кто послал, засранец?
— Я не знаю…
Хрусть. Рахитик кричит. Второй палец занял неестественную позицию. И страшно, и больно. Даже смотреть.
— Мне из тебя ответы по пальцам вытаскивать, что ли?
— Всё скажу! Американец, со сломанной ногой. Сказал, избить, особенно вон этого, длинного, — Рахитик показал на меня. — Сильно, но не до смерти. Дал двести песо, обещал еще двести, после.
— Слышишь, Чижик, тебе цена четыреста песо!
— Он из этих… из «Ананда Марга». С ними не торгуются и не спорят.
Послышались полицейские свистки, и Рахитик приободрился.
— Спасите, помогите — начал было кричать он, но хрусть — и третий палец к первым двум.
— Засранец, запомни: руссо туристо — это табу. Мы не американцы. Мы злые.
Прибежала полиция. Двое.
— Что такое?
— Нападение, — сделал шаг вперед я. — Мы — советская шахматная команда, — и протягиваю старшему визитную карточку. Не свою, у меня нет своей карточки. Это визитная карточка госпожи Имельды Ромуальдес Маркос. На ней рукою госпожи министра написано: " М-р Чижик — мой гость'.
Этого довольно, чтобы оба полицейских вытянулись передо мной и отдали честь.
— Карточку, — потребовал я. Полицейский вернул, и еще раз отдал честь.
— Этих отведите в участок.
— Вы будете подавать заявление? Тогда нужно пройти в участок.
— Сейчас мы не можем, у нас партия. Давайте так, пусть следователь подъедет в «Сосновый отель», часам к десяти. Мы к тому времени освободимся. И да, личная просьба: ни слова прессе!
— Ну, разумеется, сеньор! — сказывается вековое владычество Испании.
— Давай лапы, Рахит, — сказал он скулившему пареньку. Угадал я кличку. Немудрено.
— Воооот — протянул он руку. Левую, Лиса же не изверг.
Полицейский посмотрел на кисть с уважением:
— Хорошая работа, — и надел на него наручники.
— Минутку, — сказала Пантера, и раз-раз-раз вправила пальцы Рахитику. Злая русская и добрая русская. — Береги руку, Сеня, и тогда всё пройдёт, сможешь играть на пианино.
Второй полицейский поднял с земли лежавшего — ну, как поднял, носком под ребра. Тот встал, пошатываясь, но живой. Привычным жестом протянул руки. Видно, известный полиции субъект.
Полицейские ещё раз отдали честь, и увели нападавших.
— Может, не нужно было… пальцы-то? — спросил Антон.
— Не нужно было нож доставать засранцу. Или он меня в живот пырнет, это ничего, это можно, а я буду культурно уговаривать? — ответила Лиса. — Я же не отрезала пальцы. Но ловкости прежней не будет, месяц или два. Потом восстановится. У него пальцы карманника, рабочий инструмент. Будет снова обворовывать туристов.
Ой, сомневаюсь, подумал я, но промолчал. Начало запоздало трясти — от адреналина. И мы поспешили в Конвеншн-Центр. Прогулка превзошла ожидания. Встряхнула организм, не поспоришь.
Поспешили — и успели.
Я успокоился. Даже расслабился. Сидящие на первом ряду оранжевые балахоны решил считать манекенами, не тратя на них ни кванта ментальной энергии.
Лотар Шмидт пустил часы.
Первое доигрывание длилось еще семнадцать ходов. В преддверии неминуемого мата соперник сдался.
Перерыв.
В перерыв я уединился в комнате отдыха, и стал отгонять непрошеные мысли о том о сём. Вечером буду думать, сейчас нужно сосредоточиться на игре.
Сосредоточенным я снова вышел на сцену.
Второе доигрывание длилось девятнадцать ходов. Моя пешка неизбежно шла во ферзи, соперник сдался.
Второй перерыв. Я выпил чашку чая, втайне досадуя, что не взял с собой боржом. Но ничего, обойдусь и чаем.
Третье доигрывание соперник проиграл сам: в не самой сложной позиции перепутал порядок ходов и остался без слона. А без слона позиция стала безнадежной абсолютно.