Заморский принц в нагрузку
Шрифт:
— Ты уморил меня своими слезами. — Облом протянул Кузнецову валявшееся на диване полотенце. — На, утрись! И будь мужиком, все равно тебя не жалко.
— Стас привез нас сюда. Девчонку сразу спустили в подвал, а с Карлосом он начал разговаривать, через меня, разумеется. Разговор сводился к одному: сколько денег можно с него, португальца, срубить? Карлос поначалу клялся, что он беден как церковная мышь, у него ничего нет и он выдумал виноградники, завод и дом на побережье. Тогда Стас сказал, раз жизнь бедного португальца ничего не стоит, то ему неохота брать на себя лишние расходы, а это значит, что скоро Карлос простится со своей непутевой жизнью. Португалец живо смекнул, что к чему, и выдал электронный адрес своего управляющего. Они составили со Стасом послание: «Поиздержался, вышли деньги в такой-то банк». Я перевел послание и тут же отправил его в Лиссабон.
— Сколько денег просили?
— Стас назвал мне сумму в сто тысяч, Карлос согласился. Бумажка с названием банка валяется на столе.
— А дальше?
— Дальше Стас спустил Карлоса в подвал к девчонке, еды там было навалом, с голоду они бы там не умерли, а я должен был сидеть у компьютера и ждать ответа. Сбежать я не мог. Стас мне объяснил, в скольких преступлениях я являюсь соучастником: наезд, похищение, вымогательство. Короче, в моих интересах ждать, когда переведут деньги. Чтобы я не задавал лишних вопросов, Стас обещал мне процент со сделки, тогда бы я мог со своей Ленкой уехать куда подальше и все забыть как страшный сон.
— Как же ты оказался связанным на диване, с кляпом во рту?
— Сообщение я отправил в пятницу. Прошло три дня — ни ответа, ни привета. Стас решил еще раз потрусить португальца. Заглянул в подвал, а девчонка в панике, Карлосу плохо — сердце прихватило, лежит, не шевелится. Стас полез посмотреть. Как там все происходило, не знаю, не видел, только вылезли они вдвоем, девчонка и Карлос. Португалец тут же заставил меня послать сообщение, мол, с ним все в порядке и деньги ему переводить не надо. Потом они меня связали и оставили вот на этом диване.
— А сами?
— Сами ушли.
— Куда?
— Откуда я знаю? Я ведь до вашего прихода связанный пролежал.
Глава 19
— А Стас? Где Стас? — Я испугалась, Кулешов мог находиться в доме и в любой момент появиться за моей спиной.
— Наверное, до сих пор в подвале, или его там нет, не знаю, — неуверенно ответил Кузнецов. — Я несколько раз терял сознание, возможно, он тоже ушел. Во всяком случае, я не видел, чтобы он заходил в комнату.
— Надо проверить дом. Где подвал? — рявкнул Облом.
— За дверью люк в полу. Только там темно. У Стаса фонарь был, но я не знаю, где он сейчас.
Я обвела взглядом комнату, не может быть, чтобы в деревенском доме не оказалось свечки или керосиновой лампы. Так и есть — на серванте в граненом стакане торчала наполовину стаявшая свеча. Облом перехватил мой взгляд:
— А вот и свечка. Пошли, посмотрим.
Люк находился как раз посередине темного коридора. Облом раскрыл на распашку наружную дверь, стало немного светлее.
— А электричества здесь нет? — спросила я и задрала голову вверх в поисках лампочки. С потолка свисал пустой патрон. — На копейках экономили, лампочку вкрутить пожлобились. Придется жечь свечу.
Облом чиркнул зажигалкой, и в ее тусклом свете мы разглядели вход в подвал. Крышка люка была обита листом нержавейки, именно на этом листе я споткнулась, зацепившись за петлю.
Облом откинул крышку, из погреба потянуло затхлым воздухом, сгнившими овощами и мышами. Вниз уходила деревянная лестница. Мы заглянули в погреб, но там было слишком темно, дальше второй перекладины лестницы мы ничего увидеть не смогли.
— Лезь, — скомандовал Леше Облом.
— Нет, нет. У меня клаустрофобия. Я правда не могу. У меня боязнь замкнутого пространства. — Леша побледнел и стал сползать по стене.
— Слабак, — констатировал Облом. — Ира, придется тебе лезть.
— Почему мне?
— Ты посмотри на лестницу, она моего веса не выдержит. А ты как пушинка, туда и обратно сгоняешь. Посмотришь — и тут же назад. Давай, пока этот хлюпик без сознания валяется.
Кузнецов действительно лежал в обмороке, не подавая признаков жизни. В первый раз в жизни вижу, чтобы молодой мужчина лишался чувств как кисейная барышня. Я подошла к Алексею, нащупала на запястье редкий пульс, убедилась, что он дышит, и похлопала его по щекам.
— Надо «Скорую» вызвать.
— Делать больше нечего! Так очухается, это он от страха сознание потерял, а может, и от голода, два дня связанный валялся. Ладно, лезь в подвал, только осторожно, свечой не обожгись.
И я полезла. Спускаться было очень трудно: в одной руке я сжимала стакан, а второй судорожно хваталась за лестницу, боясь в любой момент загреметь вниз. Лезла я спиной вперед, вслепую нащупывая каждую перекладину, а они были такими некрепкими и насквозь прогнившими, что прогибались под моим птичьим весом. Наконец я ступила на земляной пол и мысленно поблагодарила бога за то, что все обошлось. Но, как видно, радовалась я рано.
— Ну, что ты там видишь? — заорал сверху Облом.
— Пока ничего не вижу, дай оглядеться. — Я развернулась и подняла руку со свечой высоко над головой.
Подвал был самым обычным. Одну сторону занимали полки с банками — маринованные помидоры и огурцы, компоты, варенье и прочие заготовки. Должно быть, мать Стаса любила запасать все впрок. На второй стороне складировалась пустая посуда. Вдоль третьей стены был сколочен огромный ящик, думаю, там хранилась зимой картошка. Четвертая сторона было отведена под разный хлам, здесь валялись пустые ящики, какие-то жестянки, отдельно в углу лежал ворох тряпья, очень много, целая гора.
Стаса я увидела не сразу, он лежал в горе тряпок, и, если бы не рука, торчащая из груды ветоши, я бы его не заметила. Сначала мне показалось, что там лежит какая-то игрушка — при скудном освещении, на темном полу рука выглядела почти белой.
Когда я поняла, кто там лежит, мне стало плохо — в голове помутилось, перед глазами все поплыло, я потеряла равновесие и шлепнулась на пол. Свеча, естественно, погасла, и я погрузилась в кромешную темноту.
Дальше все происходило как во сне: Облом мне что-то кричал сверху, потом раздался жуткий треск и грохот упавшего тела.