Заморский рубеж. Западня для леших. Засечная черта

Алексеев Иван

Сэр Джеймс метался по тесной каюте, даже не глядя на Джоану, играя сам перед собой роль невинного страдальца. Он почти кричал, распаляя себя на дальнейшие действия. Внезапно он остановился, замолчал. Очевидно, сейчас должен был наступить второй акт этой мерзкой театральной постановки. И действительно, сэр Джеймс резко изменил тон, заговорил тихим и нежным голосом:

— Но все это на самом деле неважно. Важно лишь то, что мы снова вместе, и теперь ты будешь принадлежать мне.

Он снял портупею с висевшей на ней длинной шпагой, небрежно бросил ее на стоящий возле переборки рундук. Затем принялся не спеша расстегивать камзол.

— Джеймс, Джеймс! — воскликнула несчастная. — Умоляю тебя! Ради всего святого, ради нашей дружбы! Не надо!

Не делай этого! Лучше дай мне умереть!

— Я тоже умолял тебя, Джоана, — будничным скучным голосом, как будто речь шла о чем-то мелком и незначительном, произнес сэр Джеймс и внезапно вновь перешел на крик: — Вспомни, как я умолял тебя подарить мне твою любовь там, в беседке! И когда я, сгорая от давней страсти, всего лишь хотел обнять и поцеловать тебя, ты натравила на меня первого встречного, этого гнусного капрала, этого мерзкого дикаря! Он напал на меня подло, со спины, как и подобает негодяю! Но сейчас его разлагающийся труп пожирают рыбы на дне морском, и никто на свете не сможет помешать нам слиться воедино!

— Но на небе есть Бог, Джеймс! Вспомни об этом! — воскликнула Джоана.

— Ладно, — издевательским тоном произнес сэр Джеймс. — Я согласен: пусть твой Бог пошлет тебе избавление. Только пускай он поторопится, а то…

Джоана в глубине своей охваченной отчаянием души все же верила, что при этих богохульных словах грянет гром небесный и поразит святотатца. Поэтому она, в отличие от сэра Джеймса, совершенно не удивилась звону разбиваемых стекол и треску ломаемых переплетов в большом прямоугольном иллюминаторе каюты. Эти звуки, конечно, были мало похожи на небесный гром, но сэр Джеймс застыл на месте, и волосы у него встали дыбом от страха. Впрочем, он тотчас совладал с собой и бросился к своей шпаге, небрежно брошенной на рундуке, но тем самым совершил тактическую ошибку. Ему следовало бы броситься не к шпаге, а в противоположную сторону, к двери, за которой стояла испанская охрана. Уже выхватив шпагу из ножен, сэр Джеймс осознал свой промах, но было поздно: между ним и дверью стоял проклятый капрал морской пехоты, которого сэр Джеймс в своем воображении только что скормил глубоководным океанским рыбам. И хотя в руках капрала не было видно никакого оружия, сэр Джеймс не рискнул сразу атаковать его, почувствовав, что его первый же неудачный выпад будет и последним.

Джоана, узнав Михася, кинулась было к нему, но Михась резко приказал ей тем особым суровым командным тоном, которому невозможно не подчиниться: «Лежи, где лежишь!»

Сэр Джеймс, опытный дуэлянт, по-прежнему не решаясь напасть на казавшегося безоружным капрала, приступил к обычному перед поединками отвлекающему словесному давлению:

— Ну что ж, господин капрал, вот мы и встретились наконец лицом к лицу. В прошлый раз вы покалечили мою собаку, а затем подло напали на меня из-за спины. Я должен был бы презирать вас за это, но поскольку речь идет о чести дамы, то я, так и быть, закрою глаза на ваши неблагородные поступки и предлагаю вам честный рыцарский поединок. Я, как джентльмен, не буду нападать на вас, безоружного. Если мы перейдем в соседнюю каюту, то вы там найдете себе шпагу, и мы решим наш спор, как и подобает дворянам, в благородной дуэли.

Михась, непрерывно смещавшийся на всякий случай влево-вправо, уже успел оценить обстановку. Джоана, послушно выполнившая его команду и вновь отползшая в угол, не могла быть использована противником в качестве живого щита. Дверь в каюту прочная, заперта на задвижку. Даже если в нее будет ломиться подмога, они с Джоаной успеют уйти через иллюминатор. Слова сэра Джеймса о каком-то там благородном рыцарском поединке Михась, конечно же, даже не слушал. Он с детства твердо усвоил, что любая болтовня во время схватки служит лишь единственной цели: сбить противника с толку. Поэтому он не нападал первым лишь потому, что оценивал дислокацию и определял оптимальный вариант дальнейших действий. Определив, что ситуация проще пареной репы, Михась поступил сообразно обстановке. Он

не стал сближаться с противником, выставившим в его сторону длинную шпагу, а просто метнул из-за спины спрятанный за запястьем нож. Клинок вошел противнику точно в горло. Михасю на миг показалось, что он стоит на галечном берегу бурной лесной реки, и брошенный им нож воткнулся в глупо улыбающуюся харю соломенного чучела. Он одним прыжком приблизился к осевшему на пол, захлебнувшемуся собственной кровью сэру и, стараясь не запачкаться, выдернул из его горла свой любимый нож, который ему ох как еще был нужен для предстоящих схваток. Конечно же, соломенное чучело всплыло в его памяти не зря, и Михась не стал, как тогда, на берегу реки, кромсать поверженного врага ножом. Он лишь вытер клинок о рукав расстегнутого камзола, который сэр Джеймс так и не успел снять перед любовными утехами, и, подойдя к Джоане, поднял ее с пола.

Девушка близка была к обмороку, ее лицо побелело. Михась встряхнул ее, довольно чувствительно похлопал ладонью по щекам. Встряска подействовала, щеки девушки вновь порозовели, взгляд стал осмысленным.

— Все, Джоана, соберись! Нам надо уходить. Ты готова?

— Я готова, Майк! — твердо ответила девушка. Она смотрела на Михася восторженно и доверчиво.

И тут Михась задал вопрос, от которого девушка взбодрилась почище, чем от пощечин:

— У тебя что под платьем? Панталоны?

— Что?! Как вы смеете, сэр!

— Джоана, сейчас не время для светской беседы! Я тебя русс… тьфу, английским языком спрашиваю: надеты ли на тебе панталоны? Если нет, то придется снять их с убитого и надеть. В платье ты не сможешь залезть туда, куда мы сейчас отправимся.

(Михась, конечно, не мог знать, что через пять веков Леонид Филатов в своем гениальном «Федоте-стрельце» задаст устами русского царя вопрос английскому послу: «Вызывает интерес вот такой ишшо разрез: как у вас там ходют бабы — в панталонах али без?» Но в нашей российской истории постоянно встречаются интересные совпадения…)

— Да, я в панталонах, — твердо, по-деловому ответила Джоана.

— Давай-ка отрежем все эти юбки, воротнички, оборки и прочее. Останешься в штанишках и безрукавке.

Михась принялся при помощи Джоаны орудовать ножом, и скоро девушка осталась в неглиже, вполне пригодном для лазания по транцам, трюмам и прочим клюзам. Джоана инстинктивно попыталась было устремиться к зеркалу, чтобы осмотреть свой новый наряд, но Михась пресек ее поползновение.

— Теперь в темпе делаем еще два дела, — произнес он все тем же командным тоном. — Где у тебя тут анкерок с водой?

— На поставце, возле буфета.

— А еда какая-нибудь есть?

— Сушеные фрукты и хлебные сухарики, в буфете.

— Заворачивай их в салфетку, завязывай ее в узел.

Михась кинулся к буфету, подхватил небольшой, на галлон, анкерок, приторочил его к поясному ремню, затем взял у Джоаны узелок с едой и также привязал его к ремню.

— Давай сюда остатки юбок! — получив просимое, продолжил: — А сама собирай с пола осколки стекла, выкидывай их за борт, только действуй осторожнее, не порежься!

Джоана, не задавая никаких вопросов, беспрекословно принялась выполнять его команду.

Михась зацепил юбки за осколки стекла, торчащие в переплете иллюминатора, свесил их за корму. Теперь картина для стороннего наблюдателя выглядела так, как будто девушка умудрилась перерезать домогавшемуся ее сэру Джеймсу горло каким-нибудь подвернувшимся под руку или заранее припасенным кинжалом, а сама выбросилась из иллюминатора в океан. Отсутствие осколков стекла внутри каюты должно было отвести возможное подозрение, что кто-то проник в каюту извне. Кроме того, Михась снял аркан и перевязал его на скользящую петлю так, чтобы после окончания спуска, потянув за второй конец, можно было освободить петлю и забрать веревку с собой. Это, во-первых, скрыло бы следы проникновения в каюту и бегства, а во-вторых, аркан еще мог пригодиться. Закончив все предварительные приготовления, Михась приказал Джоане: