Заморский рубеж. Западня для леших. Засечная черта
Шрифт:
Дон Эстебан спустился в трюм и уже безо всякой опаски помчался в нос корабля, к тому самому люку. Он выскочил из люка и уже было прицелился в спины находившихся в нескольких ярдов от него двух противников, тянущих шкот, как вдруг сзади раздался аркебузный выстрел, и совсем рядом с его головой просвистела пуля. Дон Эстебан невольно вздрогнул и слегка замешкался. Те двое мгновенно развернулись, выхватили кинжалы и ринулись на него, обходя с двух сторон. Но дон Эстебан не стал в растерянности вертеть головой и бросаться от одного противника к другому. Он просто развел руки и направил обе пистоли в грудь каждому из противников. С убойной дистанции в два-три ярда промахнуться было невозможно. Однако в этот момент сам корабль пришел на помощь своим защитникам.
После того, как
Михась, дважды выстрелив и дважды промазав, мчался на бак уже безоружный, понимая, что не успеет спасти товарищей. Однако он помнил, что четыре аркебузы должны лежать на шкафуте, там, где их оставили Том и Джон перед тем, как спустились в люк, к пушкам. Аркебузы и вправду лежали возле люка. Михась, с трудом затормозив, упал на одно колено, схватил одну аркебузу и тут услышал грохот якорной цепи. Прицелившись с колена, он с ужасом подумал, что через несколько секунд якорь достигнет дна, корабль встанет, и испанцы, которым все же удалось вывести из-под огня значительную часть шлюпок, помчатся к «Принцессе».
Но в этот миг со стоном поднялся с палубы Том Мэрдок и бросился всем телом в страшную мельницу из бешено вращающихся длинных рукоятей брашпиля. Хрустнули ломаемые кости, Том страшно закричал, но не выпустил рукоять, в которую намертво вцепился здоровой рукой. А на соседней рукояти уже повис, скрипя зубами от боли, сержант Паркс, который также умудрился подползти к брашпилю, оставив на палубе широкий кровавый след. Якорная цепь остановила свой бег, якорь повис в воде на полдороге ко дну.
Михасю почудилось, что он вновь стоит на том проклятом взгорке, один на один с беспощадными особниками, а ему на помощь ползут его искалеченные друзья, Разик и Желток. Его мышцы словно окаменели, дыхание замерло в груди, ствол тяжеленной аркебузы перестал качаться в руках, и между двумя ударами замедлившего свое биение сердца Михась нажал на спусковой крючок, твердо зная, что не промахнется. Он как будто видел, куда летит пуля, и даже мысленно управлял ее полетом.
Победный крик дона Эстебана застрял у него в глотке. Уронив шпагу, он упал на спину. Золоченый шлем свалился с головы и, жалобно звеня, покатился по палубе, подметая ее роскошным плюмажем из страусовых перьев. Дон Эстебан, закончивший свою азартную игру под названием жизнь, лежал неподвижно, вместо переносицы на его лице зияло круглое пулевое отверстие, из которого медленно вытекала темная кровь.
Михась, перепрыгнув через труп поверженного врага, навалился всем телом на рукоять брашпиля и, крикнув Тому и Джону, чтобы они отползли в сторону, нечеловеческими усилиями принялся вновь выбирать якорную цепь. Внезапно брашпиль пошел чуть легче, и Михась, подняв
Кое-как они подняли и закрепили якорь. Больше всего им хотелось упасть на доски палубы и лежать неподвижно хотя бы в течение нескольких минут. Однако они не могли себе этого позволить. Приказав Джоане заняться ранеными, Михась, шатаясь, пошел на ют, к штурвалу, чтобы увести рыскавший на месте корабль от опасных рифов проклятого острова и от испанских шлюпок, полных вооруженных врагов. Вскоре «Принцесса» медленно, но верно, под одним гротом и двумя кливерами, пошла в океан, вспенивая форштевнем, к счастью, невысокую волну.
Девушка стояла на носу лодки, рассекавшей зеркальную водную гладь. Михась сразу понял, что лодка плывет не по озеру, потому что воду за ее бортом нельзя было пить. Почему он решил, что вода не пресная, а морская, Михась и сам не понимал, он просто это знал. Никакого тумана не было и в помине, нестерпимо ярко сияло солнце, но лодка была все та же: старый рыбацкий челн, покрытый слоем смолы, с надломанными кое-где бортами, с форштевнем, выкрашенным ярко-красной охрой, местами облупившейся. Но Михась с изумлением отметил, что на этом крохотном челне каким-то непостижимым образом помещаются три мачты и паруса боевого фрегата.
Золотистые, слегка рыжеватые волосы девушки были распущены и плавными волнами ниспадали на плечи. Одета она была не в платье, а в странный легкий наряд, короткий и почти прозрачный, напоминавший греческую тунику. Михась напряг зрение в тщетной попытке разглядеть ее лицо и обреченно подумал, что это опять ему не удастся. Внезапно лодка приблизилась к нему, и Михась узнал девушку.
— Так это ты, Джоана? — прошептал он, с трудом шевеля сухими, распухшими от жажды губами.
— Ты звал меня, милый? Я плохо расслышала, что ты сказал.
Ответ был произнесен по-английски.
Михась с трудом открыл глаза и, медленно возвращаясь из забытья, наконец осознал, что он стоит на юте «Принцессы», вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в гладкие рукояти штурвала. Рядом с ним стояла Джоана и с сочувствием смотрела на него. Глаза у нее были удивительно синие.
Они вторую неделю тащились через океан без капли пресной воды. В адмиральской каюте стонали и метались в горячечном бреду раненые Том и Джон. В буфете офицерской кают-компании и среди личных запасов адмирала Михась и Джоана обнаружили несколько бутылок с вином и с ромом, но и этих сомнительных в смысле утоления жажды напитков было очень мало. По-видимому, испанцы, захватив судно, отметили победу, как полагается, и обильными возлияниями уничтожили почти все запасы спиртного. Поэтому вино и ром Михась и Джоана давали в основном раненым, которые находились в полубессознательном состоянии, часто выплевывали предлагаемое питье и непрерывно требовали воды.
Еще до боя с испанской бригантиной-ловушкой Михась, все свободное время проводивший на мостике и ставший практически своим человеком среди офицеров, видел на лоц-карте точку рандеву, в которую должна была выйти «Принцесса» с захваченной добычей и поджидать там остальную эскадру. Но над океаном уже который день веял лишь слабенький ветерок, и «Принцесса», шедшая только под гротом и двумя кливерами, еле тащилась по невысоким волнам. Михась не мог точно определить, через сколько дней или недель они достигнут цели. А если и достигнут, то будет ли там их поджидать эскадра Дрейка? Поэтому они, как могли, экономили вино и даже ром, от которого и Михась, и Джоана ощущали лишь тошноту и головную боль вместо желанного утоления жажды. (Еще почти сотня лет оставалась до того примечательного события, когда пиратский корабль разобьется о скалистый остров, называемый Сундук мертвеца, и остатки экипажа в количестве пятнадцати человек высадятся на эту скалу, куда волнами закинет несколько бочонков рому. Пираты, не имея пресной воды, будут пить ром и сходить с ума в тщетном ожидании спасения. А затем появится знаменитая песня: «Пятнадцать человек на Сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому! Пей, и дьявол доведет до конца…» Но Михась и Джоана, разумеется, никогда об этом не узнают.)